МОНИНО Музей Военно-Воздушных Сил - Андрей Николаевич Туполев. Жизнь и деятельность

П. М. ЯКОБСОН,
доктор психологических наук
В марте 1933 г. я провел две длительные беседы с Андреем Николаевичем Туполевым о техническом творчестве и о некоторых психологических проблемах, связанных с его собственной творческой деятельностью.
44-летний А. Н. Туполев произвел впечатление человека очень собранного, делового. Как личность он уже сложился: во многом определились его привычки, вкусы, пристрастия, характерные особенности его творческого почерка. Он был серьезен, малоулыбчив. На вопросы отвечал иногда очень определенно и лаконично, а иногда - как бы размышляя вслух.
В беседах А. Н Туполев сам оценивал себя: свой характер, некоторые свои психические качества, отдельные черты личности, особенности своей изобретательской и конструкторской деятельности.
Вопрос. Как приходите к решению поставленной задачи?
Ответ. Когда начинаешь продумывать вопрос, занимаешься поисками, то критически просматриваешь то, что было сделано тобой. Сознаешь, имеешь ощущение, что оно не годится, оно кажется неприятным, иногда даже физиологически противным. Есть стремление отойти от тех решений, которые были, хочется подойти с какой-то новой, непривычной стороны, взглянуть с новой точки зрения.
... Есть известный запас знаний, конструктивных форм, схем, технических принципов, которые при этом используешь. Представляешь себе в общих чертах какое-то решение, переходишь к одному, другому решению в порядке продумывания. Но вместе с тем все это пока поиски. Пока скапливающиеся запасы знаний, схем и т. д. не получат конкретной формы - они материалы.
Как проходит процесс работы? Можно ли сказать, что имеешь ряд решений, отбрасываешь какие-то части и комбинируешь что-то новое? Может быть, и так. Может быть, и иначе, в том смысле, что одно решение не похоже на другое, и не используешь то, что было в предыдущем. Шаблонов здесь нет, и было бы неправильно противополагать эти формы работы друг другу - они даются вместе.
Когда приходит основное решение, образ того, что хочешь сделать, тогда все накопления, запасы схем, отдельные решения, вся масса имевшихся мыслей организуется. Этот образ становится центром. И это происходит потому, что имеется уже концепция, в которую весь материал поисков может быть уложен. Теперь он может быть конкретизирован.
Какой характер носит этот образ? Его себе обязательно представляешь с той или другой долей ясности. У конструкторов вообще хорошее обладание пространством, и поэтому видение подобного образа дается легко.
... Если бы предложил кому-нибудь нарисовать, то сразу бы сказал, что это не то.
Можешь работать очень долго, много думать (иногда годы) и ничего не придумать подходящего. Работа идет как будто ничего, и вместе с тем ощущаешь, что это не то: то, над чем работаешь, то, что разрабатываешь со своими товарищами, сотрудниками, есть не решение, а лишь накопление материала.
...Большинство решений связано с известным отчуждением от той жизни и работы, в которую включен. Надо на вещи, на собственную работу мысли, на технические схемы, способы решения, которые мы применяем, взглянуть непривычным взглядом. Надо взглянуть чужими глазами, подойти к ним по-новому, вырвавшись из обычного, привычного круга. Подобное отчуждение от обычной работы может быть связано с отдыхом, с болезнью, вызвано какой-нибудь поездкой.
Очень много решений, которые не давались совершенно, просто и естественно приходили после отпуска, в результате отчуждения от нормальной колеи. Бывает и так - после перерыва те вещи, которые к себе до перерыва не привлекали внимания, не давали ощущения остроты созидания, эти вещи по приезде неожиданно приобретают такую внутреннюю остроту.
Бывают целые полугодия, которые малопродуктивны, и, наоборот, какие-нибудь несколько дней могут предопределить работу за целое полугодие, потому что появляются нужные новые мысли.
... Бывает, что после соответствующих расчетов оказывается, что данное направление, данный путь оказался неправильным. Его бросаешь, откидываешь и работаешь дальше. Когда бывает подобная неудача, то отношение к работе бывает разное. Иногда начинаешь заниматься чем-нибудь другим, откладываешь работу на какой-то период времени, иногда от нее отходишь. Во всяком случае, подобная неудача не мешает заниматься другой работой: недоконченная работа не таит в себе такой принудительности, что невольно возвращаешься к ней. Это происходит потому, что этой неудачей как-то не захвачен, а не захвачен ею потому, что самое решение давалось не с достаточной ясностью и очевидностью.
Есть связь между ощущением ясности представления и правильностью решения. Обычно то, что связано с сильным ощущением правильности, то, что дается с большой остротой, дает более или менее удовлетворительный результат.
После того как решение найдено, легко перейти к конкретизации, и начинается новый этап работы, продумывание уже с содействием аппарата института (это очень сильно помогает), и начинается уже другая стадия работы. Эта работа представляет собой продолжение созидания, является творчеством, но носит уже другой характер.
Вопрос. Ведете ли записи своих мыслей во время продумывания?
Ответ. Записей мыслей не веду. Не делаю, как делают некоторые изобретатели, которые выписывают в системе группы вопросов, которые они продумывают. У меня очень хорошее пространственное представление, я ясно себе представляю те вещи, о которых думаю, и графическое изображение мне не очень нужно. Потребности записывать у меня нет - проще делать. Это объясняется соответствующей привычкой к этому роду работы. Писание меня даже сбивало бы в силу того, что из-за непривычки к этому типу работы мне пришлось бы на писании сосредоточить внимание.
Можно ли сказать, что продумывание в голове носит систематический или, наоборот, несистематический характер? Сказать так сразу трудно, надо бы проследить; во всяком случае, когда думаешь сам с собой, то система осознается с гораздо большим трудом. Но нельзя говорить о каком-то хаосе представлений, конструктивных схем. Они возникают в сознании тогда, когда нужно.
Не делаю я записей и зарисовок при чтении. То, что нужно, - помню, и притом зрительно. Все эти впечатления подсознательно хранятся, и когда нужно, вызываешь их без труда - словно из складочного места.
Вопрос. Есть ли ощущение, что последующие работы лучше предыдущих?
Ответ. Всегда есть ощущение, что каждая прошлая работа неприятна. Чувствуешь, что теперь решил бы иначе, подошел бы по-иному к решению. Это не значит, что не интересуешься старыми вещами. Когда видишь старые сделанные машины, то может по отношению к ним возникнуть бытовое отношение. Интересно вспомнить, как складывалась та и другая машина. Но это не значит, что готов думать об этой вещи. К разным вещам разное отношение.
Есть вещи, которые имеют право на существование и ими можно интересоваться, другие же потеряли право на существование. Есть ли при сравнении старых работ с новыми ощущение, что новые работы сложней, но не так дерзки? Такого ощущения нет. Его особенно нет потому, что в авиации мы переживаем период очень большого роста и подъема, мы можем быть дерзкими в решениях.
Вместе с тем, широта размаха, которая берется теперь, несомненно больше. Может быть, психологически в старых работах было больше дерзости потому, что было меньше опыта, меньше знаний, был меньший запас конструктивных форм, но сами решения теперь гораздо больше по своей значимости.
Вопрос. Трудно ли втянуться в работу после перерыва, трудно ли сосредоточиться на работе?
Ответ. Вопрос следовало бы поставить наоборот. Есть навязчивость привычной работы. Труднее отказаться от думания, чем перейти к нему. После тех или других разговоров с кем-либо на постороннюю тему мысль незаметно перейдет к тем вопросам, которыми занимаешься. И, находясь в театре, я во время антракта могу начать думать о тех вопросах, которые меня занимают. Это может быть и в гостях. Все это относится и к перерыву работы во время отпуска. Надо себя суметь вывести из того круга мыслей, которые тебя занимают во время работы. Втягиваюсь в работу после возвращения довольно скоро. Вернее, втягиваюсь в нее до возвращения. За несколько дней перед окончанием отпуска получается ощущение беспокойства, начинаешь подумывать о тех или других задачах, которые тебе предстоят.
Вообще человек втянут в область этих мыслей все время, и отпуск представляется насильственным перерывом.
Мы люди настолько порченые, что для того, чтобы прекратить работу и мысли о ней, надо быть вырванным из этого круга.

А. И. ШАХУРИН,
нарком авиационной промышленности (1940-1946 гг.)
Андрей Николаевич - учитель и воспитатель большого числа выдающихся советских конструкторов, вокруг которых впоследствии сложились самостоятельные конструкторские бюро. Более молодые конструкторы в высших учебных заведениях и в Военно-воздушной академии учились и до сих пор учатся конструированию на материалах его самолетов.

Деятельность А. Н. Туполева как выдающегося ученого, практически осуществившего в своих конструкциях ряд оригинальных технических идей, выдвинула его на вершину научных познаний человечества в сфере авиации. Как крупный организатор науки, Андрей Николаевич стоит, на мой взгляд, вслед за "отцом русской авиации" Н. Е. Жуковским и его учеником С. А. Чаплыгиным. Во многом благодаря усилиям А. Н. Туполева в стране была создана мощная научно-исследовательская и экспериментальная база для авиации, прежде всего новый Центральный аэрогидродинамический институт.

В. В. СТРУМИНСКИЙ,
академик
Огромная роль Андрея Николаевича в развитии отечественной авиации отнюдь не исчерпывается первоклассными самолетами "Ту",созданными под его руководством. Она оказалась значительно большей.
Андрей Николаевич Туполев оказал чрезвычайно большое влияние на становление и развитие авиационной науки. Это проявилось прежде всего в его исключительной требовательности к достоверности материалов испытания, а также в неудержимом его стремлении понять суть рассматриваемых процессов, понять физический смысл изучаемых явлений. Этим вопросам он уделял огромное внимание. Он отдавал им значительную часть своего сильно перегруженного рабочего дня. Эти рассмотрения и обсуждения были полезны, конечно, не только ему, но всем нам. Получалось так, что все мы, участники этих обсуждений, после окончания втузов или университетов как бы продолжали процесс обучения в Университете технического прогресса, возглавляемом Туполевым. Занятия проходили не в аудиториях и не но учебникам. Они проходили в беседах, дискуссиях, на совещаниях в ОКБ, на летном поле, в залах аэродинамических труб ЦАГИ, в кабинете Андрея Николаевича. Эти дискуссии и беседы охватывали огромный диапазон проблем. С одной стороны, они относились к грядущим дням, к перспективам развития авиации. С другой стороны, они относились к обсуждению, на первый взгляд, довольно частных проблем; о расположении горизонтального оперения по высоте, о форме фонаря пилота и т. д. Но, как потом выяснялось, они всегда имели первостепенное значение.
В этих обсуждениях Андрей Николаевич всегда проявлял наибольшую активность и огромную эрудицию. Часто, стремясь понять суть явлений, он ставил в затруднительное положение не только исполнителей, но и руководителей ЦАГИ. Требовательность Андрея Николаевича способствовала развитию в ЦАГИ новых более совершенных методов экспериментальных исследований (измерение распределения давления по поверхности крыла, измерение скоса потока за крылом, снятие теневых картин, спектров потока и т. п.).
Характерной чертой Андрея Николаевича было стремление к глубокому изучению перспектив развития авиационной техники, к определению генеральных направлений ее развития. Андрей Николаевич принимал самое активное участие в обсуждении перспектив развития авиации, всегда ратовал за увеличение мощности авиационных двигателей и неоднократно указывал на неизбежный рост размерности самолетов, при этом он верил, что человечество преодолеет все трудности, возникающие на пути создания многотоннажной военной и пассажирской авиации.
Особое внимание Андрей Николаевич уделял проблеме масштабного перехода от модели к натуре. По его инициативе и при его непосредственном участии были созданы натурные трубы ЦАГИ. Он всегда с особым вниманием относился к материалам испытаний в натурных трубах ЦАГИ и особенно интересовался сравнением этих данных с результатами летных испытаний. Проблему масштабного перехода от модели к натуре он считал одной из важнейших проблем современной науки.
Таким образом, настойчивая деятельность Андрея Николаевича, направленная на глубокое изучение существа явления, на изучение перспектив развития авиации и ее генеральных направлений, на решение проблемы масштабного перехода, - это все то, что обеспечило бурный успех в развитии отечественной авиационной науки и техники.

С. М. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ,
профессор
К сожалению, я не могу сказать, что был близок к А. Н. Туполеву. Влияние его могучей личности, как правило, я испытывал, так сказать, с солидной дистанции. Но это дает и определенные преимущества наблюдателю. Во-первых, значительные, масштабные явления так воспринимаются более цельно. Во-вторых, я находился в положении большинства работников авиационной науки и техники. Поэтому могу говорить о "рядовом", а не "особом" видении Андрея Николаевича.
Для всех нас Андрей Николаевич был не только родоначальником замечательной плеяды отечественных авиационных конструкторов. Более полувека он был Первым среди генеральных конструкторов. С честью материализовал в поколениях советских самолетов основы авиационной науки, заложенные Н- Е. Жуковским.
Поражает удивительная цельность его могучей натуры, На всю жизнь Андрей Николаевич сохранил верность тому творческому пути, который выбрал еще в студенческие годы под руководством Николая Егоровича. Всю жизнь был верен тем принципам, которые унаследовал от своего учителя, сохранял к нему уважение, любовь и благодарность. В том же духе воспитывал своих учеников, любовно пестовал и поддерживал их, сделав своими верными соратниками...

...Сменились несколько поколений самолетов, ряд научных методов, используемых в авиации. Но каждое новое поколение самолетов, новый этап в научных подходах Андрей Николаевич встречал обновленным, готовым к восприятию новых идей. Больше того, он неизменно оказывался наиболее подготовленным к решению возникающих проблем, шел в первых рядах носителей авиационного прогресса ...
Благодаря своей человечности и мудрости, бесконечным творческим исканиям, неустанному горению, многогранности и патриотизму А. Н. Туполев в нашей авиационной науке и технике, по-моему, выглядит такой же могучей фигурой, как Лев Толстой в нашей литературе.
Несколько раз мне пришлось бывать у А. Н. Туполева в связи с интересовавшими его вопросами развития экспериментальной аэродинамической базы в ОКБ. Это было в конце 50-х и начале 60-х годов. Сейчас уже трудно восстановить все детали разговоров, но ряд основных моментов четко сохранился в моей памяти. Андрей Николаевич неоднократно высказывал беспокойство в связи с тем, что его помощники и он сам не имеют постоянной непосредственной опоры на аэродинамический эксперимент. Он подчеркивал, что его учитель Н. Е. Жуковский всегда шел от глубокого понимания существа процесса, физической сущности его, много уделял внимания собственному видению явления.
Поразило и то, как основательно подходил Андрей Николаевич к технической стороне проблемы; выбору принципа действия аэродинамических труб, типа, размеров рабочих частей. Перед тем, как пригласить нас, он изучил все аэродинамические установки Советского Союза. Как стало ясно нам позже, он понял, что больше всего для задач ОКБ подходили трубы ВВИА им. Н. Е. Жуковского. Но чтобы укрепиться в своих позициях, начал резко критиковать их. Начальник аэродинамической лаборатории В. А. Шитов и я были несколько обескуражены и даже задеты этой тенденциозностью. Но затем нам удалось, успокоившись, рассказать о причинах выбора таких установок и обосновать целесообразность принятых решений. Тогда Андрей Николаевич подобрел, потеплел и, хитро улыбнувшись, сказал; "Вот и мои сотрудники говорили то же, а я думал, они врут".
Затем он начал сетовать на малую оперативность аэродинамического эксперимента при изучении и выборе компоновок самолетов, на бессилие существующих расчетных методов. Уже тогда мы получили первые научные результаты, основанные на применении численных методов и использовании цифровых вычислительных машин (ЦВМ). Это было сделано в совместных работах творческих коллективов ЦАГИ и ВВИА применительно к крыльям различной формы в плане. Я начал говорить об этом, но довольно сумбурно и не очень убедительно. Возможно, мешало и сомнение, как человек старой классической закваски может понять и поверить в новую, еще не сложившуюся идеологию, основанную на широком применении ЦВМ. Куда более близкие к этой проблеме специалисты сравнительно молодого поколения проявляли серьезный скептицизм. Да и у меня в то время было маловато оснований для оптимизма. Андрей Николаевич сразу почувствовал шаткость моей позиции, и разговор на эту тему тогда, как говорится, не получился.
Но интерес к затронутой проблеме у Андрея Николаевича не пропал, и позже он вновь принял меня. Не помню точно, когда это было, возможно, после выхода моей первой монографии по этим вопросам ("Тонкая несущая поверхность в дозвуковом потоке газа", 1965 г.), которую я ему подарил. Поразительны были образность и масштабность мышления этого удивительного человека. Его интересовали основные идеи численных методов, вихревая модель крыла в методе дискретных вихрей и т. д. Он как-то все воспринимал по-своему, укладывал в рамки своей системы мышления. И всякий раз, когда этот процесс завершался, меня поражала точность его восприятия и определения.
И еще запомнилось. Какая-то внутренняя улыбка, тихая радость озаряли его, когда в нашей беседе выявлялась связь того или иного нового подхода с идеями Н. Е. Жуковского и С. А. Чаплыгина.
Туполевское ОКБ первым стало применять численные методы и широко использовать ЦВМ для расчета аэродинамических характеристик крыльев, а затем и самолетов. При поддержке Андрея Николаевича цикл работ по аэродинамике крыльев сложной формы в плане был представлен на премию им. проф. Н. Е. Жуковского. И в 1967 г. коллективу сотрудников ЦАГИ, ВВИА и ОКБ в составе С. М. Белоцерковского, Л. Е. Васильева, Г. А. Черемухииа и Р. И. Штейнберга эта премия была присуждена.
Андрей Николаевич и далее содействовал внедрению численных методов в практику проектирования самолетов.

Г. А. ОЗЕРОВ,
заместитель А. Н. Туполева
... Непосредственно после организации ЦАГИ А. Н. Туполев заболел туберкулезом и прилагал все силы для того, чтобы побороть это тогда страшное заболевание. Он лечился в санатории "Высокие горы" (на Садовой улице, недалеко от ЦАГИ) и, выйдя оттуда, строго соблюдал предписанный ему режим.
Я помню, по какому-то неотложному делу мы были у него в комнате зимой и изрядно продрогли, так как большая форточка была открыта и сквозь натянутую марлю проходил постоянно поток свежего воздуха. Вызванная борьбой с болезнью сосредоточенность как-то сказывалась и на его облике. Надо сказать, что годы не испортили, а скорее, наоборот, изменили к лучшему его внешний облик, придав ему выражение спокойной силы и ума и те неуловимые черты значительности, которыми природа отмечает действительно крупных людей. Он довольно резко отличался своей внешностью от остальных товарищей по ЦАГИ. В то время как у всех был более или менее подтянутый, военизированно-спортивный вид, он выглядел глубоко штатским. Слегка курчавая, без определенной прически голова, крупные черты лица, небольшие усики, сыроватая фигура. Одет был подчеркнуто небрежно: плохо вычищенные ботинки, неотутюженные брюки и неизменная толстовка, которая менялась в зависимости от времени года, и почему-то помнится он мне всегда, за исключением поездок на аэросанях, без шапки. Был он скромным человеком, я бы сказал, застенчивым. Часто появлявшаяся на его лице полуулыбка придавала ему выражение какого-то недоумения и делала его похожим на добродушного и в то же время "себе на уме" украинского парубка.
... Пожалуй, самыми необъяснимыми чертами Туполева в его творческой деятельности являются совершенно неисчерпаемый запас энергии и безграничное упорство в решении поставленных задач. Я думаю, что каждый из знавших его в юности и знающих его сейчас затруднится определить, в какой период этот запас энергии и упорства больше. Создается впечатление, что несмотря на безудержную, а иногда, я бы сказал, безрассудную трату энергии, она не только не исчезает, но каким-то неведомым путем возвращается к нему с громадным приростом. Единственным объяснением этого явления, которое мне приходит в голову, может быть то, что он настолько живет в творческом сознании и бурном кипении, что сама жизнь без расширения и возрастания этих процессов для него немыслима.

Г. А. ЧЕРЕМУХИН,
аэродинамик
Позволю себе отметить человеческие свойства Андрея Николаевича из числа понятых мною и, как кажется мне, позволивших ему сделать все, что он сделал.
Прежде всего - это умение среди множества новых идей, обеспечивающих прогресс, найти и опереться на те, которые могут быть реализованы в данный момент.
Лучший фронтовой бомбардировщик времен второй мировой войны Ту-2 имел очень много новых решений, но не более того, что могло быть реализовано в трудных условиях производства военного времени. Одновременно был построен опытный самолет "102" конструктора В. М. Мясищева - очень хороший самолет, но содержащий так много новых решений, требующих новой технологии и отсутствовавшего тогда оборудования, что он так и остался опытным.
Андрей Николаевич умел направлять коллектив на работы по поиску и выдвижению новых идей и путей их реализации (зачастую, на первый взгляд, мало перспективных). Он сам умел и научил своих конструкторов оценивать и воспринимать чужие идеи, но принимать к реализации только то, что научно обосновано, доказано фактами. Он говорил: "Меня не интересует, что ты думаешь. Меня интересует, что ты узнал, увидел, понял, что ты сделал".
Он не любил прожектеров, советчиков, ему нужны были соратники, хорошо делающие порученное им дело. По этому поводу Андрей Николаевич иронизировал: "Когда мотористы не знают, как делать мотор, они начинают проектировать самолет ..."
Он понимал необходимость комплексного решения, но "комплексность" (т. е. то, в чем и заключается смысл деятельности Генерального конструктора) брал на себя. От своих соратников-специалистов он требовал и ждал лучших частных решений: "...Ты забудь о прочности, ты скажи, как лучше всего для аэродинамики..." Андрей Николаевич умел искать и учил нас искать до тех пор, пока не придет решение вопроса. Он преодолевал трудности сам, вместе с коллективом, а если случалось, что была допущена ошибка - это в новом деле практически неизбежно - брал ответственность на себя со свойственной ему энергией устранял понятые ошибки, находил пути правильных решений.

Ю, Н. ФЛАКСЕРМАН,
заместитель председателя коллегии НТО ВСНХ в 1921 - 1928 гг.
Металлический самолет А. Н, Туполева АНТ-3 стал знаменит. На нем летали в Пекин, летали по Европе. Он был принят на вооружение как разведчик. Серия разведчиков должна была строиться на московском заводе "Дукс". Этот завод ранее был сдан в концессию немецкой фирме "Юнкере". Затем советское правительство выкупило завод.
Некоторые инженеры-немцы остались в Москве и продолжали работать на этом заводе. Когда состоялось решение о строительстве серии разведчиков, немецкие инженеры приехали в ЦАГИ. А. Н. Туполев с чертежами, разложенными на столе, показывал конструкции основных узлов аппарата. Он был немногословен и, желая подчеркнуть простоту конструкций, говорил: "Вот лонжерон крыла, на нем располагаются нервюрки, а на них - гофрированная обшивка, все просто и никаких гвоздей". Затем так же о конструкции хвостового оперения и опять: "Как видите, все просто и никаких гвоздей".
Немцы с удивлением просили разъяснить: в металлическом самолете гвозди не могут применяться, а господин Туполев почему-то все время говорит "никаких гвоздей"?. За столом раздался дружный хохот. Немецким инженерам разъяснили, что означает русская присказка "никаких гвоздей".

М. М. ГРОМОВ, летчик-испытатель, шеф-пилот ЦАГИ
Весной 1929 года ЦАГИ построил трехмоторный самолет пассажирского назначения АНТ-9 "Крылья Советов" конструкции А. Н. Туполева. Испытания его поручили мне... Самолет оказался очень удачным. Не могу не вспомнить одно удивительное событие, случившееся в самом начале испытаний.
Сделано было всего несколько полетов, как совершенно неожиданно Андрей Николаевич привез на аэродром всю свою семью, посадил в самолет, и я должен был поднять пассажиров в воздух. Все, кто принимал участие в испытаниях, восприняли этот поступок, глубоко растрогавший нас, как доверие к коллективу и пример высокой ответственности за свое дело. Впечатление было, что и говорить, исключительное и вызвало много самых добрых слов в адрес Туполева... Я нашел в нем не только гениального конструктора, но и человека, полного благородства, нравственной чистоты, истинно русской прямоты.

М. Л. ГАЛЛАЙ,
летчик-испытатель, писатель
Честь стать при жизни героем фольклора (пусть фольклора авиационного, так сказать, узкопрофессионального) досталась Андрею Николаевичу одному. И досталась вполне заслуженно. Многое в этом человеке было необычайно.
Взять хотя бы присущую ему феноменальную интуицию во всем, что имело какое-то отношение к авиации. Об этой интуиции свидетельствуют не только легенды, но и вполне реальные факты, некоторые из которых пришлось собственными глазами наблюдать и мне.
Вот небольшой пример, далеко не самый значительный.
Наш экипаж готовился к первому полету на одном из головных самолетов Ту-4 опытной серии. Когда мы уже заняли свои места в кабине, от группы провожавших нас инженеров отделился Туполев и пешком пошел вдоль взлетной полосы вперед. Остановился он в месте, где, как ему казалось, самолет должен будет оторваться от земли- На взлете я был очень занят: что ни говори, а первый полет - это первый полет! И тем не менее не мог не зафиксировать в каком-то уголке своего сознания, что точно в момент отрыва в левом окне кабины промелькнула одинокая фигура плотного, коренастого человека в генеральской фуражке. А на посадке, когда мы, коснувшись земли, плавно затормозили тяжелую машину, она закончила пробег как раз возле того места, на котором оказался Туполев, - пока мы летали, он неторопливо перешел туда, где ожидал нашей остановки. "Ну силен старик! - уважительно заметил наш бортрадист. - Оба раза угадал: и на взлете, и на посадке".
Угадал? Вряд ли... Дело в том, что способность так "угадывать" Туполев проявлял не раз и не два. Проявлял даже в таких сугубо нестандартных, не имеющих привычных прецедентов ситуациях, как взлет предельно перегруженного самолета, уходящего в рекордный дальный перелет. В то летнее раннее утро, когда АНТ-25 Чкалова, Байдукова и Белякова взлетал с подмосковного аэродрома, чтобы, пролетев над Северным полюсом, через 63 часа 16 минут приземлиться в Америке, в то утро среди многих присутствующих, которые пытались предсказать место отрыва, верно определил его один лишь Туполев.
...Биография конструктора - это биография созданных им машин. Что сразу же приходит в голову, когда думаешь о машинах Туполева? Прежде всего, что их очень много! Больше, чем, пожалуй, у любого другого известного мне конструктора во всей мировой авиации. Но не одним своим количеством известны туполевские конструкции. Чтобы охарактеризовать "качество продукции" возглавляемого им конструкторского бюро, расскажу хотя бы об одном его самолете. Только об одном...
Генеральная стратегия авиационной промышленности в годы Великой Отечественной войны заключалась в том, чтобы не ставить на серийное производство самолеты новых типов, а вместо этого непрерывно модифицировать и совершенствовать уже выпускаемые машины. И такая линия себя полностью оправдала. Благодаря ей удалось, не останавливая конвейеров авиазаводов, не только не сокращая, но, наоборот, неуклонно, из месяца в месяц, из года в год наращивая выпуск боевой техники, одновременно улучшать ее данные - скорость, вооружение, дальность, потолок. И улучшать не по мелочи, а весьма существенно! Легко себе представить, насколько хороша должна была быть новая конструкция самолета, насколько ее летные и боевые качества должны были превосходить все, что можно было получить модификацией уже созданной машины, чтобы вопреки столь явно оправдавшей себя общей линии было принято решение в разгар войны ставить новый самолет на серийное производство! И тем не менее относительно фронтового двухмоторного бомбардировщика Ту-2 такое решение было принято: очень уж заметно выделялись летно-технические данные этого самолета в сравнении с возможностями других советских и иностранных фронтовых бомбардировщиков того времени.
Каждый раз при создании очередной машины общий ее облик получался единый - туполевский! Я убедился в этом впервые очень давно, когда, много полетав на двухмоторном самолете СБ (АНТ-40), сел в первый раз за штурвал четырехмоторного ТБ-7 (АНТ-42), Первую из этих машин создавала под руководством Туполева бригада А. А. Архангельского, вторую - бригада В. М. Петлякова. Так вот, едва оторвавшись на ТБ-7 от земли, я сразу почувствовал его "фамильное сходство" с СБ. Бесспорное сходство в тех самых многочисленных, хотя порой и неуловимых особенностях устойчивости и управляемости, совокупность которых составляет для летчика лицо машины. Когда после посадки я поделился своими впечатлениями о бросающемся в глаза сходстве СБ и ТБ-7 с одним из коллег, он ответил: "А чего ты ждал? Конечно, они похожи: в одной гимназии учились!"
Счастлив конструктор, которому удалось хоть раз в жизни сказать собственное новое слово в авиационной науке и технике. Туполеву удалось сделать это не один, а много раз!
Сколько пережил в своей большой - не просто долгой, но именно большой - жизни этот человек! Ему дано было счастье много, много раз видеть реальные результаты дел своих, но дано было познать и горькие стороны жизни: людскую несправедливость, неблагодарность, клевету. Не зря, однако, были сказаны мудрые слова о том, что "тяжкий млат, дробя стекло, кует булат". Андрей Николаевич Туполев - ив техническом творчестве, и просто в жизни - был всегда сильнее любых внешних обстоятельств. Он был - булат.

И. И. ШЕЛЕСТ,
летчик-испытатель, писатель
К тому, что мною написано об Андрее Николаевиче Туполеве в книге "С крыла на крыло", дополняю следующее.
В годы костоломных репрессий, о которых ныне так много пишут, Андрей Николаевич по гнусному и нелепому наговору оказался в заключении.
Когда первый экземпляр скоростного бомбардировщика под маркой "ЮЗУ" {с моторами М-37) был доставлен на аэродром и к его испытаниям готовился летчик-испытатель НИИ ВВС Михаил Александрович Нюдтиков, при пробе моторов на земле обнаружился дефект в гидросистеме, в результате шасси чуть не сложилось. Привезли, как тогда говорилось в народе, "под свечками" Туполева. Он быстро установил, что дефект в пружине одного из клапанов, и, когда его устранили, весело расхохотался, довольный, что все оказалось до смешного просто.
Потом Туполев и Нюхтиков, разговаривая, медленно стали отходить в поле от самолета. Охранники с "винтарями", зная крутой характер Андрея Николаевича, следовали на некотором расстоянии позади. Но вот в какой-то момент, любопытствуя, о чем это тихо говорят летчик и конструктор, подтянулись к ним почти вплотную. И тут Андрей Николаевич вдруг резко повернулся и, не глядя на них, крикнул: "Брысь!". Нюхтиков, удивленный, невольно поискал глазами, пет ли поблизости кошки.. , Что уж там подумали охранники, бог знает, но, обескураженные, попятились назад, будто возглас относился к нечистой силе...
Когда в летных испытаниях машина "ЮЗУ" показала рекордную по тому времени скорость 630 км в час, решено было запустить ее в серию. Но в одном из полетов случился в воздухе пожар - разрушился компрессор двигателя, экипажу пришлось прыгать. Нюхтикова привезли к Туполеву для разговора. Во время их беседы, при которой присутствовали двое охранников, дверь в помещение отворилась и на пороге появился очень бледный, страшно испуганный человек. Андрей Николаевич сразу узнал в нем Александра Александровича Микулина - конструктора двигателей. Весело глядя на него, Туполев воскликнул: "Входи, входи, не стесняйся! Присаживайся, давай-ка вместе посидим!"

Надпись на альбомуе
«Советская авиационная техника»,
принадлежащем М.С. Арлазорову

Юмор великого конструктора был оценен охранниками- они расхохотались. Но Микулин отделался "легким испугом". Туполев, быстро найдя причину пожара, отвел от него удар.
Нашей бригаде от Летно-исследовательского института - ведущему инженеру Г. И. Пояркову, экспериментатору В. С. Александрову и мне, летчику-испытателю,- было поручено провести летные испытания модифицированного бомбардировщика "103" с индексом "В", оснащенного отличными моторами Швецова АШ-82 ФН. Испытания начались в марте 1943 года. Андрей Николаевич из Москвы ежедневно звонил на серийный завод, беспокоясь о ходе испытаний "Верочки" (так туполевцы ласково называли свой новый самолет). Туполев распорядился поселить наш экипаж в омской квартире, где он жил после освобождения. Там было много дров, стоял огромный стол, удобная мебель. Под столом мы обнаружили ящик с пластинками и чудесный английский патефон. Мы восприняли это как заботу конструктора, как желание взбодрить нас, когда возвратимся с полетов.
Туполевцы любили рассказывать о своем легендарном шефе. Запомнился, к примеру, такой эпизод.
Как-то Туполеву-заключенному попался на глаза знакомый, ничем, впрочем, не проявивший себя в КБ.
- Ба, Морковкин! .. И ты здесь?!
- Нет, что вы! Я - вольнонаемный! - вскинул тот гордо голову.
- И верно.. . Дураков-то нынче не с а ж а ю т!

Участники постройки у самолета АНТ—1, 1923 г.
Слева направо: В.Т. Сычев, Р.Р. Шерстнев,
Н.В.Свистунов, А.И. Баруленков,
А.С. Комаленков, А.Н. Туполев, С.М. Чугункин,
В.Н. Погосский, С. Лазарев

А вот послевоенный эпизод. Было это в пятидесятые годы. С. А. Лавочкин занимался уже беспилотными крылатыми аппаратами, которым тогда не придавали должного значения. При запуске одного из них-назовем его условно "Даль" - произошла неполадка. "Даль" пошла не по намеченной трассе, и ее пришлось уничтожить, что вызвало сильный резонанс в высоких сферах. Тут же была создана специальная комиссия во главе с Туполевым. В комиссию вошли известные конструкторы, и кое-кто из них уже лелеял мечту захватить прекрасные лаборатории фирмы Лавочкина.
Однажды во двор КБ Семена Алексеевича Лавочкина въехало много ЗИМов. И хотя к этому времени последующий экземпляр "Дали" удачно прошел трассу, из разговоров с высокопоставленными чиновниками Лавочкин понял, что закрытие его фирмы, вероятно, предрешено.

А.Н. Туполев с Н.В. Курчатовым и А.И. Микояном, 1958 г.

Заседание комиссии Андрей Николаевич начал так:
- Ну что ты, Семен, сам нам скажешь?
Лавочкин рассказал о состоянии дел, о выясненной причине неудачи и о том, что удалось достичь в последнем пуске. Очень внимательно все выслушав, Туполев вдруг ошарашил всех высокочтимых членов комиссии таким заключением:
- До пошли ты их всех, Семен,.. . !
И комиссия стала растекаться. ЗИМы один за другим покинули двор КБ. Все стихло, будто ничего и не было.
Так мудр, правдив и неподражаем был в своих суждениях Андрей Николаевич Туполев.
В день шестидесятилетия патриарха советских конструкторов собралось множество людей, и каждому хотелось выразить как можно более проникновенно свое признание Андрею Николаевичу. Один из поздравлявших привел с собой на поводке гладкошерстного сеттера коричневой масти, и сеттер, умница, лизнул юбиляру руку, очевидно, догадавшись, что юбиляр любил охоту.

А.Н. Туполев с Ю.А. Гагариным
на заседании Верховного Совета СССР, 1968 г.

Юбилейный вечер проходил очень торжественно и весело, каждый из выступивших хотел блеснуть шуткой, каламбуром, словом, все были в восторге. Неясно было только, что же скажет сам юбиляр. И вот наступил этот момент. Улыбающийся Андрей Николаевич поднялся со своего кресла и заговорил примерно так: "Я понимаю, что на таких вечерах все должны говорить юбиляру самые приятные слова. .. И вы старались из всех сил.. . Ценю это. Но. .. не думайте, что я поверил во все то, что слышал в свой адрес!"
Да, таким остался в моей памяти Андрей Николаевич.

Д. М. НОВОПРУЦКИЙ,
строитель
Немногие знают Андрея Николаевича как инженера-архитектора, крупнейшего организатора строительства больших и сложных объектов.
За последние тридцать лет работы Андрей Николаевич принимал непосредственное участие в проектировании и наблюдении за строительством более 300 тыс. кв. метров различных сооружений производственного назначения и свыше 300 тыс. кв. метров жилых и общественных зданий. Работавшие с Андреем Николаевичем в разное время крупнейшие зодчие нашей страны академик А. В. Кузнецов, братья Веснины, Г. М. Орлов, Л. В. Руднев, А. В. Фисенко, С. К- Буров и многие другие всегда поражались его компетентности во всех вопросах архитектуры и строительства и чаще всего в результате обсуждений, иногда довольно жарких, принимали идеи и предложения Андрея Николаевича.
Вот некоторые наиболее запомнившиеся случаи.
Начато строительство дороги Жилино-Жуковский. 14 км усовершенствованного шоссе шириной до 14 метров нужно было проложить за три-четыре месяца. Андрей Николаевич сам занимается выбором трассы, утверждает конструкции дороги и моста. Ежедневно, до начала работ, в любую погоду на "виллисе", сам за рулем, он проезжает по трассе. Докладываем Андрею Николаевичу, что стройке грозит срыв, нет нужного количества щебня. Андрей Николаевич едет к заместителю министра промышленности строительных материалов В. А. Хрулеву (в годы войны - начальник тыла Советской Армии), и в результате напряженного разговора Хрулев по селектору вызывает карьеры Свердловска, Украины, Карелии и приказывает переадресовать грузящиеся щебнем эшелоны в адрес Москва- Туполеву. Через три-четыре дня на стройку поступило 10000 куб. метров щебня. Дорога была построена в срок, и транспортировка самолетов на базу обеспечена.
Существовавшая со времен войны летная станция на Центральном аэродроме с землянками и временными домиками не могла уже обеспечивать нужды летных испытаний, Андрей Николаевич получает разрешение на передачу нам Измайловского аэродрома для создания на нем летно-испытательной базы. Но детальная проработка показала, что для постройки взлетно-посадочной полосы нужной длины необходимо вырубить 17-20 га Измайловского леса, перенести Щелковское шоссе и т.д. В перспективе аэродром окажется окруженным городской застройкой. Андрей Николаевич обращается в правительство с просьбой разрешить строительство летной базы в другом месте, вне пределов Москвы. Площадка такая была выбрана Андреем Николаевичем и предоставлена нам.
Андрей Николаевич был очень требовательным, иногда резким, но всегда справедливым руководителем. Чего греха таить, нам, строителям, в том числе и мне, довольно часто доставалось, так как требования Андрея Николаевича, как правило, всегда были значительно выше наших возможностей. Но в этих случаях приходило на память сказанное мне Андреем Николаевичем в 1943 г.: "Имей в виду, что я никогда не ругаю тех, кто ничего не делает; бездельников - за что их ругать? От меня достается только тем, кто работает". Людей равнодушных он не переносил и никогда их к себе не приближал. В то же время мы знали, что в трудные моменты всегда на помощь придет Генеральный и решит любые, для нас не разрешимые задачи.
Он очень заботился о коллективе. Его заботы о питании людей во время войны, о жилищном и бытовом строительстве всегда оказывали решающее влияние на реализацию поставленных перед коллективом задач. Он всегда говорил, что мы будем строить жилье до тех пор, пока каждый наш работник не будет иметь отдельную квартиру. Как известно, эта задача еще при жизни Андрея Николаевича для основных кадровых работников была решена.

В. К. ФЕТИСОВ,
строитель
Вторая половина августа 1933 года выдалась жаркой. Строительная площадка завода - кипящий муравейник. Лошадь - единственное транспортное средство.
Тысячи грабарок снуют во всех направлениях, перемещая тонны грузов и строительного материала. Рабочие готовят раствор и бетон, нагружают в носилки, поднимают по стремянкам и укладывают в конструкции, Козоносцы ритмично шагают с этажа на этаж с тяжелым грузом кирпича за спиной. Визжат пилы продольных пильщиков. Лезвия лопат землекопов блестят на солнце, как конармейские клинки.
Стены сборочного зала главного корпуса завода, строящегося на моем участке, выведены в кладке и бетоне. На очереди - перекрытие стометрового пролета. Перекрывается пролет системой деревянных ферм, прогонов и диафрагм. Возводится сводооболочка. На ней сосредоточено все внимание: это самая сложная часть строительства. Подобное сооружение создается впервые в стране.
На одной из площадок появилась небольшая группа людей. Она приближалась к месту, где стоял я у треноги с нивелиром. Послышался громкий раскатистый смех. Я оглянулся и увидел, что смеется человек среднего роста, широкий в плечах, в белой блузе, подпоясанный ремнем по полному животу. Внимание сопровождавших сконцентрировано на коренастом обладателе заразительного смеха. Но смеха уже не было. Его сменили властные, требовательные вопросы.
Посетители прошли мимо меня в сторону реечника. Они оказались между мною и помощником, продолжать работу было нельзя. Я смотрел вслед удаляющимся. Коренастый человек, поравнявшись с реечником, взял у него рейку и поставил ее, как мне показалось, нарочито небрежно - наклонив. Не понимая, что происходит, я подал условный сигнал - установить рейку вертикально. По тому, как быстро человек в белой блузе исполнил команду, я понял, что передо мной опытный геодезист. Прильнув к окуляру нивелира, я обнаружил, что рейка стоит наоборот. Подняв голову, я дал сигнал перевернуть рейку. Коренастый человек передал ее реечнику и продолжил обход.
Некоторое время спустя меня попросили спуститься вниз. Я опять оказался лицом к лицу с человеком в белой блузе. Он снял фуражку и вытирал пот на огромном лбу, переходящем в лысину. Внимательный, я бы даже сказал, сверлящий взгляд темно-карих глаз выдавал в нем человека пытливого ума, энергичного и волевого.

- Почему не стал, - улыбнулся он, - делать со мной отсчеты по рейке?
- Вы же ее держали вверх ногами.
- Какая абсолютная отметка опор ферм? Я ответил.
- А чем пропитан войлок под опорами? Некоторые плотники у тебя, я заметил, вбивают гвозди перпендикулярно, а не как положено, под углом.
Вопросы, замечания, советы. И вдруг резко:
- Дубы все спилил?
- Сколько было необходимо.
- А кряжи куда дели? Это же необыкновенная ценность. , И обращаясь к начальнику строительства:
- Больше ни одного дуба не пилить. Берегите рощу у станции, там должен быть городской парк. Ни одного дуба без моего разрешения.
Улыбнувшись на прощание, произнес:
- Приеду через месяц, посмотрю, что прибавилось у прораба.
После вечернего совещания, где обсуждался вопрос о сокращении сроков строительства сводооболочки, я, набравшись смелости, спросил у главного инженера:
- Кто был этот человек в белой толстовке?
- Туполев Андрей Николаевич - наш Главный заказчик.

Совещания у главного инженера начинались с лаконичной информации:
- Андрей Николаевич был в Тушино. Ругал за захламленность и отставание;
- приезжал в Сетунь, остался недоволен монотонностью архитектурных форм строящихся зданий;
- на строительстве Ступинского комбината предложил главному инженеру подать заявление об увольнении. Получив заявление, порвал, сказав, что в следующий раз не порвет.

Костры битумоварок горели с полночи до полудня, дым заволакивал горизонт. Сводооболочка сборочно-ре-монтного цеха для машин типа АНТ-6 одевалась эластичным ковром кровли. Андрей Николаевич подходил к котлам с кипящим битумом и о чем-то разговаривал с райбовщиками. Не переставая мешать массу, повернув головы к нему, они отвечали на вопросы. Судя по тому, как часто Андрей Николаевич бросал взгляд на кровлю, я догадывался, что его интересует транспортировка расплавленной массы битума наверх.
Резкий поворот в сторону главного инженера, сопровождаемый выразительным жестом руки, убедил меня, что главный заказчик недоволен. Он быстро и властно шагал по стремянкам и переходным площадкам, сопровождаемый главным инженером. Шагал внушительно и уверенно, заложив руки за спину. Так ходят привыкшие к строительным лесам строители.
Я отчетливо стал слышать редкие, резкие слова. Он не говорил, он размеренно и грозно стрелял, как дальнобойное орудие:
- Бездельники!
- Им доверена самая большая ценность страны - люди.
- А они не могут как следует их обуть и одеть.
- Лапти и дурацкие башлыки!
- Идиоты безмозглые!
- В случае беды, пока он размотает онучи, от ноги останется студень.
- Мозги у вас заплыли жиром-
- Забыли, что имеют дело с живыми людьми.
- Человек приехал работать. У него семья. А возвращается инвалидом, без руки или ноги. С вас бы удерживать за его инвалидность, тогда бы запели по-другому.
- Почему у людей нет чунь и брезентовых костюмов? Почему за твое ротозейство должен отвечать главный инженер?
- Он не виноват в этом, - вмешался было главный инженер.
- Ты получил свое! Я хочу послушать этого бездельника.
- Рабочим вместо чунь выданы валенки. Выданы комбинезоны, шерстяные башлыки и суконные рукавицы.
- Дурак! В валенках и башлыках дрова зимой из леса возят, не смолу варят.
Валенки рабочие берегут для зимы, предпочитая им лапти и шерстяные шапки домашней вязки...
- Лапотная Россия кончилась. Впрочем, для пашни, боронения, жатвы и валки леса лапти - незаменимая обувь. Носили лапти?
- Конечно, - ответили мы одновременно.
- Я тоже носил в детстве! Ко мне:
- Лапти плести умеешь?
- Умею.
- С чего начинают плести лапоть?
- С пятки. Обращаясь к главному инженеру:
- Промышленность не выпускает чунь. Обрежьте валенки. Достаньте брезентовые костюмы, пожарные каски с шерстяными шлемами и выдайте их рабочим у котлов.
- Молоко даете им?
- Нет, не даем.
- Не дай бог, с кем-нибудь из них произойдет беда! Молоко обязательно!

ГИДРОСПУСК
Июнь 1936 года. На строительстве гаража и цеха 18 в Дангауэровке шел обычный рабочий день со своими нуждами, деловой суетой и напряженностью. Меня разыскала табельщица и сказала, чтобы я срочно ехал на завод.
Секретарь директора сказал, что звонили от начальника ЦАГИ Н. М, Харламова:
- Просили разыскать и передать, чтобы ты завтра в 9-00 был у главного инженера ГУАП и главного конструктора А. Н. Туполева. Пропуск на тебя заказан. Знаешь, где он сидит?
- Спрошу!
- ГУАП находится в пристройке Наркомтяжпрома. Вход с Китайского проезда.
На следующий день в назначенное время я был в приемной Андрея Николаевича. Его секретарю Вере Петровне сказал, что приехал по вызову Андрея Николаевича.
- Хорошо! - без энтузиазма ответила она.
В приемную заходили маститые и именитые. Учтиво спрашивали у Веры Петровны о самочувствии Андрея Николаевича, отходили, шептались, придирчиво осматривали себя и с разрешения Веры Петровны заходили, закрывая за собой дверь.
Рабочий день кончился. Дверь кабинета распахнулась, В дверях в уже знакомой мне холщовой толстовке, перепоясанной узким ремешком появился Андрей Николаевич. Махровым полотенцем он вытирал руки. Окинув взглядом пустую приемную, повернул голову чуть вправо- увидел меня. Я вскочил.
- Когда я велел тебе придти?!
- Андрей Николаевич, я здесь с девяти утра. Грозный взгляд переместился на хрупкую Веру Петровну.
- Андрей Николаевич, я думала, что это какой-нибудь соискатель. Ведь они всегда говорят, что они Вам очень нужны.
- Заходи! Обедал?
- Нет!
- Ну не умрешь? Химкинское водохранилище знаешь?
- В пределах высоковольтной линии, где ставили опоры.
- Узнаешь побольше! Слушай! Гидросамолеты для испытаний мы вывозим в Севастополь. Это очень дорого. Совсем рядом, в Химках, есть большое водохранилище. На его берегу и дне надо построить бетонную площадку с рельсовыми путями, и испытывать самолеты будем в Москве. Длина площадки по дну канала 20-25 м, ширина 12-15 м, глубина 2,5-3,5 м. Берег с уклоном 15-20 градусов. Вот примерная схема. Площадка должна быть на правом берегу в районе деревни Тушино. Там пустырь. Поезжай завтра к С. Я. Жуку, я ему позвоню. Он поможет. Двух дней хватит?
- Хватит!
- Как закончишь изыскания, сразу ко мне. Что непонятно?
- Пока понятно все.
Вызвав Веру Петровну, сказал:
- "Соискателя" больше в приемной не держи.
Сергей Яковлевич Жук (академик, начальник строительства канала им. Москвы) отнесся к изложенной мною просьбе А. Н. Туполева с большим пониманием. К концу дня площадку, отвечающую всем параметрам эскизного задания, удалось найти. Наметив ось, закрепив ее колышками и камнями, я поехал на завод.
На следующий день я докладывал Андрею Николаевичу о результатах изысканий. Выслушав, он коротко сказал:
- Едем!
Выходя из кабинета, бросил секретарю:
- Я уехал в Тушино. Ко мне;
- Трех часов хватит?
- Вполне.
- Руду через три часа.
Когда проехали Белорусский вокзал, Андрей Николаевич, повернув вполоборота голову, спросил:
- Дорогу знаешь, куда ехать?
- Нет, - растерянно ответил я.
- А где же ты был? - хмуро спросил он.
- Андрей Николаевич, я ехал автобусом по Ленинградскому шоссе. А площадка на противоположном берегу хранилища,
--А куда надо попасть? - вмешался шофер.
- В Тушино.
- Тогда по Волоколамскому шоссе и сразу за мостом направо.
Лицо Андрея Николаевича подобрело.
- Где проходил геодезическую практику?
- На Урале. В районе станции Гороблагодатской.
- Как нумеруется квартальный столб на просеках?
- Две смежные цифры низшего порядка указывают на север. Две смежные цифры высшего порядка указывают на юг.
- В лесу блудил? Плакал?
- Приходилось.
- Мне тоже приходилось блудить, пока не узнал это золотое правило.
- Андрей Николаевич! А Вы откуда так хорошо знаете геодезию?
- Уездный землемер обязан ее знать. Я им работал в ранней юности. Нас рано приучали зарабатывать свой хлеб.
Через несколько минут мы были на площадке. Придирчиво осмотрев местность и особенно площадку, спросил:
- Профиль снял?
- Снял! Посмотрите.
Я передал ему миллиметровку с планом и профилем берега и дна будущего сооружения, построенным мною по геоподоснове. Внимательно изучив профиль, он спросил:
- Через сколько горизонтали на картах?
- Через полметра!
Профессиональность поставленного вопроса еще раз убедила меня в его хорошем знании геодезии.
- Проверим? Плавать и нырять умеешь? Отплыв метров 20-25, он нырнул, за ним и я. Вынырнув, спросил:
- Достал дно?
- Нет.
- Тогда попытаемся стоя!
Всплыв на поверхность, тряхнув головой и оглядевшись, я услышал:
- Достал?
- Нет!
- Плывем обратно.
К берегу он плыл саженками, резко выбрасывая попеременно правую и левую руки. Я пытался не отставать. Берега он достиг первым.
Вернувшись в Москву, Андрей Николаевич отпустил меня обедать. Через 30-40 минут он передал мне техническое задание, напечатанное на машинке, подписанное им.
По заданию Андрея Николаевича я был в скромном кабинете начальника института "Промстройпроект". У окна за столом на венском стуле сидел пожилой, усталый, с удивительно выразительными глазами, седой человек. Указав на стул, сказал:
- Что надо Андрею Николаевичу? Когда Вы его видели? - Только что от него.
- Слушаю Вас.
Я изложил ему суть дела.
- Когда Вы хотели бы иметь проект?
- Через десять дней.
- Батенька мой! Только на сбор исходных данных Вы потратите полгода. Кроме того, все планы года сверстаны,
- Андрей Николаевич очень просит Вас лично заняться этим вопросом и решить его за десять дней.
- Господи! Да что Вы говорите. Вы будете получать геоподоснову в Мособлисполкоме полгода. Звонок к секретарю:
- Позовите ко мне главного инженера проекта застройки Ленинградского шоссе.
- У Вас есть геоподоснова правого берега Химкинского водохранилища?
- Нет! Это за чертой города Москвы. Территория Мособлисполкома.
- Спасибо. Идите работайте. Извините, что оторвал.
- Андрей Николаевич предвидел трудности и очень просил, чтобы Вы ему позвонили.
- Но ведь необъятное объять невозможно-
- Я Вас соединю. Андрей Николаевич! Я от начальника института "Промстройпроект". У них затруднения со сроками. Передаю трубку. Пожалуйста! Андрей Николаевич.
- Здравствуйте, Андрей Николаевич. Как Вы себя чувствуете? Спасибо. Немного устаю. Внучка! Бедовая. Стрекоза! Спасибо, передам! Да, да, я слушаю, где? Тушино! На дне Волгоканала. Да! Это замечательно. Конечно! Конечно, поможем... Что Вы, Андрей Николаевич! У нас нет геоподосновы... Сергей Яковлевич Жук. Что Вы, у него зимой льда не выпросишь. Подождите, Андрей Николаевич. Закрывая трубку, ко мне:
- У Вас есть геоподоснова? ч. - Есть.
- Когда Вы можете ее передать нам?
- Завтра.
- Точно?
-Да.
- Андрей Николаевич, вопрос с геоподосновой решен, но ее надо еще посмотреть. Нет! Нет! Мы посмотрим... Три месяца, месяц на рельсы и тележку. Сами спроектируете тележку? Тогда два месяца,.. Господи! Вы мне дыхнуть не даете. Месяц! Андрей Николаевич, побойтесь бога. Я сам безбожник. Это привычка. Нет, меньше месяца нельзя. Меня начальники отделов с потрохами съедят. Ведь я им ломаю все планы. Ну двадцать дней... Тогда уговор! Чтобы этот парень помогал нам с исходной документацией. Зарезали Вы меня живьем! Передайте привет Юлии Николаевне. Передаю трубку.
- Слышал разговор?
-Да. - Во всем, что им надо, помогай. Через десять дней
проект должен быть у меня.
Через десять дней я получил рабочие чертежи. Хотя я был знаком с проектом, участвуя в процессе разработки, все же еще полночи штудировал его. Завтра я впервые выступаю в роли докладчика по проекту. И перед кем! На строительной площадке я чувствовал себя увереннее.
- Ну раскладывай! Рассказывай!
Мне почти не пришлось говорить. Андрей Николаевич уверенно раскладывал листы проекта и как бы узнавал в них своих старых знакомых:
- Отметка устоявшегося уровня воды. Так. Отметка дна на 126-й горизонтали. Понятно. О! Какая прекрасная вытянутая петля, значит дно ровное. Хорошо! Да, дна мы тут достать не сможем.
- Какая сметная стоимость?
- 36 214 рублей.
- Хорошо.
- Сколько времени займут работы?
- Четыре месяца.
- А два не хочешь?
- Если работать от зари до зари, то можно сделать.
- А ты думал - приехал, искупался, позагорал, пообедал, постучал кое-как, и вот тебе восемь часов. Конечно, только от зари и до зари и в полную силу. Чтобы после двух месяцев рубахи расползлись от пота. Нам отсрочки ждать неоткуда. Отсрочки никто не дает.
- Тогда надо вводить коэффициент два.
- А не жирно? Материалы-то вдвое не увеличиваются.
- Только на рабсилу, - уточнил я.
- Согласен. Сметы составлял? Считать умеешь? Иди в комнату отдыха, там есть стол. Бумагу возьми. Как подсчитаешь, сразу сюда.
- Ну что, подсчитал?
- Подсчитал.
- Идем.
Усевшись в кресло, сказал:
- Что получилось? Пиши в конце сметы: "В том числе стоимость рабочей силы... Вводится коэффициент два на рабочую силу. Всего по смете... Утверждаю в сумме. .."
- Андрей Николаевич, надо иметь протокол рассмотрения проекта и утверждения сметы.
- Где протокол?
- У меня нет!
- Ас чем же ты пришел? Иди и принеси протокол.
Пиши, что там надо.
- Андрей Николаевич, надо, чтобы были члены технической комиссии.
- А мы разве не комиссия? Я от ГУАП, ты от завода. Протокол утверждаю я.
- А такой протокол примет банк?
- Пока принимает!
Я заполнил соответствующие графы технического протокола. Расписался как представитель ЦАГИ. Протокол передал Андрею Николаевичу. Внимательно прочитав его, он расписался за представителя ГУАП Наркомтяжпрома. Написал в верхнем левом углу титульного листа. "Утверждаю. Гл. ннж. ГУАП" и передал мне.
- Все. Один экземпляр передай в технический отдел и сразу в банк.
Через месяц мы закончили строительство гидроспуска. Все сооружения были приняты заместителем Андрея Николаевича по гидросамолетостроению А. П. Голубковым. Можно было начинать испытание гидросамолетов в столице.

ВОЙНА
Скверик - любимое место обеденного отдыха рабочих завода и КБ. Многие не подозревают, что под клумбами, дорожками, скамейками скверика в убежищах в три наката укрывались наши работники во время войны в часы воздушных тревог и налетов.
Убежища строили рабочие отдела капитального строительства и отдела эксплуатации. Им в помощь, для выполнения вспомогательных работ, выделялась небольшая группа рабочих основных цехов и работников спец-контингента (Т, е. заключенных ЦКБ-29 НКВД.-Ред.), размещавшихся в северном крыле здания КБ. Помимо основной работы спецконтингент работал на строительстве убежищ по четыре часа ежедневно, с 6-00 до 8-00 утра и с 18-00 до 20-00 вечера.
24 июня в 5-45 я встречаю людей спецконтингента. Тихо, не спеша из главного входа здания КБ цепочкой, по отделениям, выходят люди. Каждый в спецодежде и с противогазом. Старшие от отделений - С, М. Егер, Н.А. Соколов, А. П. Алимов, И. М. Звонов - подходят ко мне, называют количество людей в группе и получают свой участок работ-"урок". Несуетливо, но и не мешкая приступают к выполнению его.
Андрея Николаевича я увидел сразу же, так как он был в первой группе. На нем была серая парусиновая фуражка, серый свитер с заштопанными локтями. Узкий шерстяной шарф концами свешивался на грудь. На ногах- стоптанные ботинки. Выдаваемая для строительных работ спецодежда - хлопчатобумажные брюки и куртка, видимо, ему не подошли, и он остался в своей обычной одежде. Получив, как и все, лопату, принялся за работу.
Суеты не было. Охрана стояла на обочине. Убедившись, что работа идет должным образом, я положил свой противогаз на инструментальный ларь и подошел к Туполеву:
- Здравствуйте, Андрей Николаевич!
- Здравствуй, Кузьмич! Видишь, что пришлось строить. Это все за вчера нарыли? Бревна-то для каркаса и наката есть?
- Есть, Андрей Николаевич.
- Где?
- В Химках. На водохранилище.
- Ну вот, лебедка гидроспуска и пригодится для вытаскивания бревен на берег. Только связывай попрочнее. Торопись! Время жаркое.
- Дайте мне Вашу лопату!
- Хочешь вместе со мной?
- Я выполню Вашу норму.
- А не попадет?
- Не думаю.
- Ну давай.
Передав лопату, концом шарфа смахнул капли пота с переносицы и крупного лба. Лицо было чисто выбрито. Темно-карие глаза излучали энергию и легкую печаль.
Чуть передохнув, он отошел, а через несколько минут я увидел его с топором, которым он, как заправский плотник, перерубал корни и подгнившие старые доски.
20 июля 1941 года мы закончили строительство бомбоубежищ, а уже в ночь па 22 июля их впервые использовали по назначению: в эту ночь Москва защищала себя от первого налета вражеской авиации.
Август 1943 г. После совещания С. Д. Шумилов попросил меня остаться:
- Туполев вчера возвратился из Омска, справлялся о тебе и, узнав, что ты не на фронте, велел зайти к нему.
Встретил он меня доброжелательно, но по-деловому, без эмоций:
- Кузьмич! Ты помнишь рассказ о дошниках? Они меня очень заинтересовали. (Я еще до войны рассказывал Андрею Николаевичу о старике - хозяине дбшников, деревянных чанов, в которых он квасил на зиму капусту.) Ведь, построив их и засолив в них капусту, как делал тот старик, мы обеспечим столовую и коллектив капустой на всю зиму. Сумеешь построить?
- Конечно, сумею.
- Тогда идем выбирать место. Кстати, обойду территорию, давно по ней не шагал. Давай начнем с самой высокой части. Их надо разместить максимально высоко. Ведь грунтовые воды близко.
- По-моему, самое лучшее место для них - рядом с бывшим сквером и теперишним бомбоубежищем.
- Туда и веди.
Осмотрев площадку и обсудив по пути сотни технологических деталей, отрубил:
- Ну вот! Будешь строителем, технологом и хранителем. Знаю, непривычно.
Через полтора месяца четыре емкости по сорока восьми кубов каждая были заполнены капустой. Бауманский райисполком обязал ОРС завода обеспечивать капустой четыре детских сада и госпиталь на Ново-Басманной улице.
Сотрудники завода, проходящие по скверу мимо стеллы с именами погибших в Великую Отечественную войну, вряд ли знают, что под их ногами находится емкость, в которой в годы войны хранилась великолепная, сочная, хрустящая квашеная капуста.

Март 1944 г. Андрей Николаевич вызвал меня к себе:
- Кузьмич! Скоро весна. Надо подумать, как обеспечить каждую семью работников КБ и завода семенным картофелем. Теперешняя форма индивидуального обеспечения непригодна. Это мешочничество. Хорошо семьям, где есть мужчины, а каково солдаткам, вдовам, многосемейным. Надо, чтобы землю под картофель обработал совхоз "Чепелево", а я уже договорился с профессором Лорхом, он прочтет несколько лекций в зале парткома о культуре возделывания картофеля. Кстати, как с картофелем у тебя в семье?
- Больной матери мы выделяем в день на одну картофелину больше.
- Тем более. Значит, знаешь цену картофелины. ...Через неделю я пришел к нему с планом коллективной закупки семенного картофеля.
- Андрей Николаевич! Разрешите насчет картофеля.
- Долго ты думал. Ну докладывай.
- Андрей Николаевич! Вся страна подписывается на государственный заем. Рабочие рассчитываются в течение года, а колхозники вносят сумму наличными при подписке. Источник доходов у них один - продать картофель и расплатиться этими деньгами. Что если обратиться в райисполком и предложить оптом, по рыночной цене, закупить в колхозах необходимый для посадки картофель?
- Кто в совете, тот и в ответе. На субботу и воскресенье бери "виллис" и по районам.
- В воскресенье - выходной. Райсоветы не работают.
- Найдешь председателей дома. Дело-то важное. В понедельник доложишь результат. Шумилов обеспечит тебе машину и бочку бензина.
За субботу и воскресенье я побывал в Клину, Вое-
кресенске, Загорске, Зарайске, Кашире -безрезультатно. К концу воскресенья приехал " Серебряные пруды, разыскал секретаря райкома. Выслушав меня внимательно, он сказал:
- Идея. Думаю, что ее надо реализовать. Уговор четкий - по рыночной цене.
- Конечно.
Удивительно мало времени ушло на то, чтобы договориться. В понедельник я доложил результат Андрею Николаевичу. В конце недели главный бухгалтер завкома Григорий Черкасов начал сбор денег на покупку картофеля.
За две недели до посадки картофеля мы с А, А. Ко-ловержиным и П. А. Чугуновым выехали в Серебряные пруды на покупку 75 тонн картофеля за наличные деньги, а через две недели после этого на станции Столбовая Курской железной дороги разгружались два вагона с картофелем. Семенной картофель доставлялся на участки, обработанные совхозной техникой. Лекции профессора Лорха уже подготовили наших "колхозников". Надо было видеть счастливые лица людей, которые получали долгожданный картофель прямо на поле!

Н. Б. ЗАВАДОВСКАЯ,
заслуженный врач РСФСР
Андрей Николаевич знал, что он тяжело болен, но никогда я от него не слышала жалоб. Только у нас с ним был договор - никогда его не обманывать, всегда говорить правду и никогда его не утешать. Ведь мы, врачи, привыкли обманывать больных, подбадривать, утешать; с Андреем Николаевичем это было не нужно. Наш договор оставался в силе до его последних дней. Он был чрезвычайно мужественным человеком и большим оптимистом. ..
Несколько последних лет у Андрея Николаевича постоянно дежурили наши медсестры. Все они очень его любили. Он же был к ним исключительно внимателен, всегда спрашивал, не устали ли, поели. Он умел ценить труд других людей. Нередко расспрашивал сестер о том, как у них дома, как дети справляются без них, помогал им.
Состояние здоровья Андрея Николаевича постепенно ухудшалось, но он не сдавался. Мы, врачи, настаивали на том, чтобы он ездил на работу не каждый день. Он же стоял на своем: ему была необходима полная отдача своих сил. Только самые последние годы, когда со здоровьем стало совсем неважно, он начал ездить на работу два раза в неделю. Но все равно сотрудники часто приезжали к нему на дачу, и деловые разговоры продолжались по три-четыре часа.
Он был человеком справедливым и доброжелательным, но непримиримым к людям нечестным, ловкачам, приспособленцам... Таким я знала Андрея Николаевича.

В. М. ВУЛЬ,
заместитель главного конструктора
Увлеченность и поглощенность любимым делом отнюдь не засушили Андрея Николаевича, не подавили человеческие качества его многогранной натуры. Наоборот, он был очень дружелюбным и общительным человеком, любил семью, природу, искусство, дружескую компанию, хорошую еду. С большой теплотой вспоминал он о дружной семье своих родителей, всю жизнь был очень привязан к брату и сестрам, много помогал им.
Мало сказать, чтоон сам был хорошим семьянином,- для него отношение человека к семье значило очень много. Плохой семьянин сильно терял в его мнении, хотя он ясно понимал, что любовь к семье и, например, технический талант не всегда сопутствуют друг другу.
В быту Андрей Николаевич не любил затруднять своих домашних чрезмерными заботами о себе, всегда просил не очень усердствовать. Любил старые привычные халаты, куртки, туфли; заставить его заменить уже изношенную вещь удавалось с трудом.
Со своей будущей женой Юлией Николаевной он познакомился в студенческие годы в московском госпитале, где они работали в годы первой мировой войны, и через всю жизнь пронес нежную и трогательную любовь к ней. Он глубоко уважал и ценил ее благородство, отзывчивость, ее самоотверженную и квалифицированную заботу о его здоровье и покое, о детях, внуках, родственниках и сотрудниках, ту атмосферу спокойной и деятельной доброжелательности, которую поддерживала в доме своими неустанными заботами Юлия Николаевна.

"Ну, Лекушка, ты меня совсем загнала за Можай!"- иногда шутливо ворчал он, когда она уж очень строго выполняла медицинские назначения. Он, конечно, прекрасно понимал, что эта строгая забота и сохраняет ему работоспособность и здоровье, сильно нарушенное болезнью легких в молодости и жизненными невзгодами в дальнейшем.
Он очень любил, чтобы Юлия Николаевна была с ним всюду, где это только возможно. Он знал, что ее большой такт, культура, истинная демократичность позволяют ей держаться просто и с достоинством в любом обществе. Она сопровождала его в поездках за границу, на академических конференциях, торжественных и дружеских встречах- словом, всюду, где не обсуждались узкоспециальные закрытые темы. Не раз случалось ей быть единственной женщиной в большой мужской компании.
Нередко она помогала Андрею Николаевичу переводить статьи из иностранных журналов, а при встречах с иностранцами была и переводчиком.
Ее семейные дела не помешали ей самой в 20- и 30-е годы деятельно участвовать в общественной жизни завода, быть членом совета жен ИТР, всю жизнь активно помогать сотрудникам ОКБ в случае какой-либо нужды или болезни.
Доверяя ее художественному вкусу, Андрей Николаевич привлек Юлию Николаевну к оформлению пассажирского салона сначала экспериментального самолета Ту-70, а затем и самолета Ту-104. И она с увлечением помогала Б. М Кондорскому и И. Б. Бабину выбирать сорт и расцветку материала для кресел и салона, оборудование интерьера, кухни и т, п. Первые проекты оформления интерьера носили отпечаток русского традиционного стиля, сторонницей которого была Юлия Николаевна, Можно определенно сказать, что она была одним из первых дизайнеров ОКБ; впрочем, этот термин тогда еще не был у нас в ходу.

Не очень крепкое здоровье Юлии Николаевны, ослабленное еще и серьезными жизненными потрясениями, не позволяло ей в послевоенные годы быть с Андреем Николаевичем в его многочисленных разъездах. В его поездках по стране и за рубеж (в составе официальных делегаций, на выставки, Пагуошские конференции) Андрея Николаевича стала сопровождать его дочь - Юлия Андреевна. Он относился к ней с любовью и вниманием, с большим удовлетворением видя, как в ней проявляются основные черты ее матери - человечность, преданность семье, забота о его здоровье и спокойствии. Он высоко ценил ее профессиональные знания и опыт врача, ее доскональность и разумный консерватизм методов лечения. Ни одно медицинское назначение он не принимал к исполнению до его одобрения дочерью.
Смерть Юлии Николаевны в 1962 г. он переживал очень тяжело, осунулся, стал более задумчивым, но работать продолжал так же много и интенсивно. Юлия Андреевна находилась с ним теперь практически безотлучно все время, когда он не был на работе (а иногда и там, когда надо было его срочно выслушать, измерить давление, осмотреть).
С большим удовольствием возился Андрей Николаевич с внучкой Юлей, а позднее и с внуками Андрюшей и Таней. Он вообще любил играть с детьми, от души наслаждаясь их непосредственностью, своеобразием их речи. "Ты у меня милая маленькая обезьянка!" - любил он говорить Юле. и к большому удовольствию однажды услышал ответ; "А ты у меня добрый старый обезьян!" Он говорил ей иногда; "Ну не расти так быстро, побудь еще маленькой".

Мастерить своими руками Андрей Николаевич хорошо умел еще с юношеских лет. И хотя свободного времени дома у него было очень мало, но для внуков он любил делать затейливых человечков из желудей, шишек и спичек или вырезать любимым складным ножичком из прутиков и щепок санки и брички с колесами, сиденьем, оглоблями.
Как-то вечером на даче, находясь у основания внутренней лестницы, ведущей на второй этаж, он услышал характерный шум падения с нее. Мгновенно бросившись к нижним ступенькам, он ухватился за столбики перил и своим телом удержал от падения на пол внучку Таню, поскользнувшуюся на верхних ступеньках. Он объяснил потом, когда отдышался, что сразу сообразил: удержать руками сил у него не хватит - и принял единственно возможное решение. Ему было тогда 80 лет...
Он любил принести домой, чтобы угостить жену, детей, внуков вкусное яблоко, пирожок, которыми его угощали в гостях или на официальном приеме. Многие знали эту его привычку и завертывали ему что-нибудь вкусное - "для дома".

На отдыхе, пока позволяло здоровье, он любил дальние прогулки, охоту, игру в волейбол (играл азартно!). Охотой и рыбной ловлей он тоже занимался с увлечением, тщательно, со вкусом готовил снасть, проверял оружие, одежду. Любил брать с собой семью, друзей, посидеть у костра, варить уху.
Он очень любил путешествовать - морем, по воздуху, на автомобиле, пешком. Поэтому, наверное, он с таким удовольствием и интересом посещал другие страны, знакомился не только с наукой и техникой, но и с природой, жизнью, людьми. В деловых командировках и в составе различных официальных делегаций Андрей Николаевич посетил США, Францию, Германию, Англию, Италию, Болгарию, Венгрию, Югославию, Албанию, Китай.
Театр, кино, литература, музыка живо интересовали Андрея Николаевича, хотя из-за своей занятости, а в последние годы и из-за недомогания, он им мог уделять немного времени, за исключением, пожалуй, регулярного чтения по вечерам и на отдыхе. На креслах около его кровати кроме технических книг и журналов обычно лежали и книги А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, А. Н. Толстого, А. Т. Твардовского, Д. Голсуорси, Плутарха, историка Ключевского. В доме всегда выписывали журналы "Новый мир", "Иностранная литература" и другие. Если он слышал (обычно это бывало дома за ужином), что очень хвалят какое-либо произведение, он просил дать и ему почитать. Он тонко чувствовал красоту стихотворного слова, помнил с гимназических времен много стихов Пушкина, Крылова и других поэтов и цитировал их к случаю.

Речь Андрея Николаевича была краткой и точной, нередко афористичной. Вот некоторые из его любимых слов: "не приставай" - против неуместно настырных; "у меня тоже плохой характер" - не думайте, что меня легко уговорить; "злой старик" - опытный и упорный человек; "быстроножки"- босоножки у очень шустрой медсестры; "говорилка" - портативный радиоприемник, "возьми под свою руку" - просьба к министру лично опекать какую-либо важную работу.
Очень по душе ему была музыка П. И. Чайковского, любил балеты на его музыку в хорошей постановке с балеринами М. Плисецкой, Р. Стручковой. Он с удовольствием участвовал в семейных "культпоходах" на новые интересные спектакли или концерты хороших певцов, например, Б. Гмыри, Д. Гнатюка. И не только старая классика привлекала его внимание, он с удовольствием смотрел спектакли "Большевики", "Голый король" в театре "Современник" и благодарил за них О. Ефремова,
Андрей Николаевич бывал в театре им. Вахтангова, встречался (в основном у А. А. Архангельского) с артистами Р. Н. Симоновым, Ц. Л. Мансуровой, О. М. Бел-киной, В. Г. Кольцовым, помощником директора Н. М. Королевым. Вспоминается маленький смешной эпизод. После спектакля Андрею Николаевичу помогают надеть шубу, и он сует назад в руку одевающему рубль. "Не надо, Андрей Николаевич, я главный администратор театра", - шепчет тот. Андрей Николаевич поворачивается, смотрит на него с интересом и крепко пожимает руку со словами благодарности за спектакль. "А рубль я сохраню на память и буду показывать как сувенир". "Вот и хорошо, пусть все знают, что я не скупой".
Эстрадный жанр не привлекал его обычно. Однако, когда дети однажды затащили его на концерт с участием А. Райкина, он сразу же оценил талантливость артиста. Это было еще в первые годы сценической карьеры Райкина.
Мнение свое о прочитанном или увиденном он высказывал не часто. Делалось это иногда в своеобразной форме. Вот пример. Ему активно не понравился фильм "Война и мир", поставленный С. Бондарчуком. Андрей Николаевич считал, что многое в нем не соответствует духу Толстого, в том числе такая деталь, как показ окрестностей с летящего вертолета. Вскоре после просмотра этого фильма Андрея Николаевича знакомят с артистом Н. Гриценко на приеме в Болгарском посольстве.

Разговор:
- Андрей Николаевич, вот наш известный артист Николай Олимпиевич Гриценко...
- Слушай, Бондарчук, как ты мог так испоганить Толстого!?
- Андрей Николаевич, я не Бондарчук, я Гриценко. Хотя тоже толстый, но совсем другой...
- Нет, Бондарчук, так нельзя поступать с "Войной и миром!"
- Но, Андрей Николаевич...
- Слушай, то, что ты говоришь, совершенно не важно. Главное-нельзя издеваться над Толстым.
Подходят новые люди, и разговор обрывается. Оба расстаются с пониманием и дружественными улыбками. ..
Общительный, дружелюбный характер Андрея Николаевича не пострадал от жизненных испытаний и болезней, от того, что пришлось пережить и людскую неблагодарность в трудные времена. Часто виделся он дома (особенно на даче на Николиной Горе) со своим старым другом и помощником А, А, Архангельским и его милой и обаятельной женой Натальей Дмитриевной. С удовольствием встречался он со своими старыми соратниками и с их семьями. Он всегда оживлялся при этих встречах, вспоминал о памятных событиях, любил угостить (как следует) и напоить (всегда в меру) своих гостей. А. А. Архангельский, Г. А. Озеров, А. М. Черемухнн и еще несколько старых сотрудников были с ним на "ты".

У него были прекрасные дружеские отношения с М. В. Келдышем, И. В. Курчатовым, А. Т. Твардовским и многими другими выдающимися деятелями науки, техники, культуры. Многолетняя дружба связывала Андрея Николаевича и с известным авиаконструктором, темпераментным А. И. Микояном и его спокойной, дружелюбной и заботливой женой Зоей Ивановной. Они нередко отдыхали вместе в Крыму в Нижней Одессе. В их беседах не раз принимал участие также отдыхавший там в это время С. П. Королев, с которым Андрей Николаевич был в самых теплых и дружественных отношениях. Королев не раз говорил, что стилю работы он учился у Андрея Николаевича. Он вспоминал еще, что под руководством Андрея Николаевича делал дипломный проект и потом работал у него одно время в сборочном цеху.
К тем, кто "пролагал пути" и "торил дорогу" (как любил говорить Андрей Николаевич), он относил и старейшего моторостроителя А. М. Люльку и известного ученого-двигателиста Б. С. Стечкина, с которым был знаком еще со студенческих времен. Быть первым в новом деле - "это дорогого стоит", - вспоминал он слова из пьесы А. Н. Островского "Последняя жертва".
Очень хорошие деловые и дружеские отношения были у Андрея Николаевича с давних пор и с заместителем А. И. Микояна - Р. А. Беляковым, ставшим затем генеральным конструктором.

Одна из последних
фотографий А.Н. Туполева, 1972 г.

Андрея Николаевича связывали сердечные отношения со своими соседями по даче на Николиной Горе - известными учеными А. П. Виноградовым (гео- и космохимиком), П. Л. Капицей и его женой Анной Алексеевной. Их неспешные беседы на даче затрагивали широкий круг вопросов: последние достижения науки и техники, новости общественной жизни, семейные дела. Однажды в беседе с П. Л. Капицей речь зашла о принципе неопределенности в квантовой механике и об известном споре А. Эйнштейна и Н. Бора. Из реплик Андрея Николаевича было ясно, что ему гораздо ближе детерминизм Эйнштейна, его стремление создать единую теорию взаимодействия частиц. Нужно сказать, что вопросы детерминизма и единства природы всегда интересовали Андрея Николаевича. У него было глубокое убеждение во взаимосвязи законов гармонии в природе, технике и искусстве, в том, что глаз должен чувствовать гармонию линий в облике самолета - гармонией проверять алгебру.
До последних часов жизни сохранял он ясное сознание и твердую память, интерес и волю к жизни, активно направлял важнейшие дела своего ОКБ. Вечером 22 декабря 1972 г., беседуя с сыном и дочерью, ежедневно навещавшими его в больнице МГТС, он говорил о том, как хорошо было бы поехать на дачу (а может быть, даже в Крым!). Когда они поздно вечером ушли, он заснул - и уже не проснулся.