Глава пятая

   В середине декабря на Ливны неожиданно обрушился буран, Посыпал снег да такой густой, что все потонуло в белой мгле. Ни пройти, ни проехать. Были отменены занятия в школах.

   - Вот так удача! — ликовал Игнашка, застрявший в гостях у Коли. — Станем ладить «телегу» к лету. Она у меня здесь, — Игнашка хлопнул рукой по карману.

   - Телега в кармане? — удивилась Лида. Игнат – усмехнулся и положил на стол тщательно вы полненный на листке бумаги рисунок.

   - Какая же это телега?

   - Не то ящик, не то этажерка, — заметил Коля.

   — Ни то, ни другое, а змей! — торжественно заявил Игнашка. — На таком, только поменьше, я мышонка поднял на небо. Умер он, — горестно добавил Игнат, — видно, от испуга.

   - Животных мучить нехорошо, — с укоризной сказала Лида.

   - Игнашка не знал, что он испугается, — заступился за друга Коля.

   - Конечно, не знал, — подтвердил Игнашка и не ожиданно спросил: — Жалеете? А почему у вас мышеловка под кроватью? Лида смутилась, потом засмеялась:

   - А все-таки зря животных мучить нехорошо.

   - А мы не зря, — Коля склонился над рисунком. Но ладить «телегу» зимой друзьям не пришлось.

   Коля с сестрой уехали на рождественские каникулы в родное Георгиевское.

   Как дивное видение промелькнули праздники. Не успел Коля опомниться, как вновь оказался в Ливнах.

   Все свободное время он стал проводить на окраине города, где в небольшом домике ютилась семья Акима.

   Игнат, автор всевозможных конструкций змеев, и Коля, его скромный ассистент, часами возились, осуществляя свои проекты.

   Разница между друзьями состояла лишь в том, что Игната интересовал только результат, главное — чтобы змей поднялся, а Коля хотел знать причину каждого явления. Почему змей летит? Какие силы способствуют его подъему? Почему дальность и высота полета зависят от формы змея?

   Вот эти «отчего» и «почему», которые сопутствовали Николаю Николаевичу всю жизнь, побуждали его все время экспериментировать, доискиваться причины причин, будоражили мысль, приводили к открытиям.

   «В поисках теоретических обоснований полета змея, — рассказывал Поликарпов, — я перерыл много литературы, многому научился, узнал, что запуском змеев занимаются не только дети, что ученые издавна применяли эту «игрушку» для измерения температуры верхних слоев воздуха, исследования' атмосферного электричества, и я проникся всяческим уважением к этому примитивному летательному аппарату, который помог мне проникнуть в некоторые секреты воздухоплавания и пробудил на всю жизнь страсть к этой науке».

   Росло и крепло неодолимое влечение будущего конструктора к технике. Исключительная сила воли помогла ему в течение всех четырех лет учиться в духовном училище только на пятерки, но единственной страстью его была все же техника.

   К концу второго учебного года Коле пришлось расстаться с другом. Родители Игнашки, с трудом сводившие концы с концами, решили поехать искать счастья па Дальний Восток, куда их усиленно звал родственник Акима. «Ливыы сразу опустели для меня, — писал домой Коля, — хорошо, что на днях мы с Лидочкой уезжаем на все лето в Георгиевское».

   Скорей, скорей в объятья матери!

   «Она была для нас, — говорил Николай Николаевич, — больше, чем просто мама, она была еще и самым близким другом, и незаменимым партнером в играх, забавах и даже шалостях. Играя, она прививала нам высокие чувства дружбы, доброго отношения к «малым мира сего», как называл отец животных и птиц.

   Нас воспитывали не окриками и угрозами, а примером, добрым, ласковым словом. Никогда ни к чему не принуждали, а убеждали; в нас всячески развивали все хорошее, что всегда таится в восприимчивом детском сознании.

   - Делать, не думая, хорошо ли это или плохо, — говорила мне мама, — а просто потому, что это тебе нравится, легче всего, а ты вот попробуй не вырывать из книжки картинки, не дергать за хвост кошку, не калечить деревья, не обрывать лепестки у цветов, не позволять «злюке», которая сидит в тебе, делать больно другим, пачкать и грязнить красивое, обижать живое. Это очень трудно, я знаю. А ты сделай, докажи, что ты сильный, хороший, умный, храбрый, умеешь воевать с самим собой и побеждать!

   И я пробовал быть сильным, умным, храбрым и искренне огорчался, когда мне это не удавалось. Стыдно было смотреть маме в глаза». Поликарпов вспоминал, с каким увлечением он участвовал в выступлениях домашнего оркестра.

   «Музыка пробуждала в душе чувства, далекие от привычных и обыденных, говорила о чем-то прекрасном, звала к возвышенному». Александра Сергеевна пользовалась каждым удобным случаем, чтобы привлечь внимание детей к красотам природы, научить ребят любить и ценить все.

   И Коля научился видеть игру солнечных лучей, слышать похожий на звучание флейты и скрипки говор птиц и леса, чувствовать очарование весеннего расцвета и прелесть красочного увядания осени.

   «Первой моделью искусства» назвал французский просветитель Дидро природу.

   По этой «модели» учился Николай Николаевич познавать прекрасное, возвышенное и гармоничное, освоил принципы творчества по законам красоты. Не в этом ли кроется секрет совершенства формы созданных им конструкций?

   Под влиянием Александры Сергеевны развивалось в будущем авиаконструкторе его «технологическое ощущение природы», чутье художника, любившего все, что стройно и красиво, творившего не только по законам геометрии, но и по законам красоты.

   Анатоль Франс назвал эрудицию «крыльями гениев». Никакая гениальность без упорного труда по расширению своего кругозора и умножению знаний никогда не поднимет человека.

   Сколько по-настоящему одаренных детей ничего не достигли по вине родителей и воспитателей, не сумевших привить им любовь к повседневному, настойчивому труду.

   «Трудом по нужде» называл Николай Николаевич занятия в духовном училище.

   Зато до чего радостным был «вольный» труд и отдых после школьных занятий, в дни зимних и летних каникул в Георгиевском!

   «Лучшего отдыха, чем посидеть с удочкой на берегу Сосны в живописном, певучем, ароматном окружении леса, луга, птиц и травы, я себе не мог представить», — вспоминал Николай Николаевич. Коля злился, когда после такого светлого и радостного отдыха его пытались уложить в постель.

   — Поспи, — уговаривала нянюшка, — встал с петухами, все утро просидел с удочкой на речке, промок, продрог и без толку. Теперь за книжку взялся.

   - Взялся, чтобы толк был. Знаешь, какая книжка? —Ничего не знаю и знать не хочу.

   - Ничего? — с недоверием спрашивал Коля. — А я хочу, Почему рыба вчера клевала, сегодня не клюет — знаешь? А в книжке об этом написано.

   - Про такую, прости господи, пакость книжки пишут, бумагу переводят! Толстенная какая, на два евангелия хватило бы! Какой нехристь ее намарал? — возмущалась нянюшка.

   Коля протянул «Записки об уженье рыбы» Аксакова. Няня с недоумением уставилась на портрет автора:

   - Степенный какой. Похож на священнослужителя. Ты мне, Коленька, голову не морочь, ложился бы лучше спать. — Мария Михайловна поджала губы, разглядывая портрет. — Такому молебны служить, а не рыбку удить. И не стыдно ему, старику, таким делом заниматься. Лентяй он и бездельник, хоть и благообразный с ви ду. Погоди, батюшке скажу.

   - А я у него взял. Он сам ее читает. Жаль было нянюшку, до того она была сражена и смущена, ведь батюшка для нее непререкаемый авторитет.

   Все лето Коля не расставался с книгой. Много полез ных советов нашел он в ней. Интересно писал Аксаков о таких, казалось бы, обычных вещах, как удилище, попла вок, насадка. Однако больше всего пленило Колю глу бокое чувство природы, которым была пронизана эта полная чарующей поэзии с прозаическим названи ем книга «Записки об уженье рыбы».

   «Выросшие в городе мальчишки, — вспоминал Нико лай Николаевич, — держали себя по отношению к нам сельским жителям, вызывающе. Мне не раз в духовно училище напоминали, что я «глухая деревня». Это зву чало презрительно и обидно. Можно себе представить, с какой радостью я прочел и тщательно записал к себе в дневник следующие строки из полюбившейся мне книп Аксакова: «...далекая деревня, в ней только можно чув ствовать полную, не оскорбленную людьми жизнь при роды. Деревня, мир, тишина, спокойствие! Безыскусствен ность жизни, простота отношений...»

   На всю жизнь сохранил Николай Николаевич тепло' чувство к далекой деревне. В редкие дни отдыха люби. он посидеть с удочкой на зеленом цветущем берегу, на, темной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущих своими листьями. Чтению художественной литературы Николай Нике лаевич уделял много времени. Оно было для него не про сто приятным развлечением в минуты отдыха, а заняти ем, тесно связанным с практической работой.

   «Литература и искусство, — говорил он, — вдохнов ляют, будоражат мысль, вызывают целый ряд эмоциг которые помогают творить, чувствовать постоянно бие ние жизни в обществе, в котором живешь, на благо ко торого работаешь, которому с пристрастием и любовью служишь».

   Круг литературных интересов Поликарпова с годам все больше расширялся: Жюль Берн, Аксаков, В. А. Жуковский, Тургенев, Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Жуковский Н. Е, — «отец русской авиации», Толстой, Горький, Достоевский, Бальзак, Стендаль.

   Классики литературы и искусства, деятели науки и техники постепенно становились в ряд и дружно сопутствовали Поликарпову в его хождениях по классам духовного училища, затем семинарии и, как сокрушался потом один из его духовных руководителей, оттолкнули подававшего такие надежды воспитанника от служения церкви.