Глава шестнадцатая

   В о всех конструкциях Поликарпова чувствовалась рука не только искусного авиастроителя, но и наделенного тонким вкусом и острым взглядом зодчего и художника. Его самолеты, по общему признанию, отличались тщательной отделкой, стройностью композиции, изяществом линии. Эта внешняя «красивость» не просто ласкала глаз. Она улучшала летные качества машины. Николая Николаевича неустанно занимала мысль о том, как дать стране такую конструкцию, которая была бы новой сегодня и осталась бы новой и в будущем. Он считал эту проблему самой злободневной в творческой работе конструктора.

   — Самолет, — говорил Николай Николаевич,— объемное сооружение, видимое со всех сторон, а законы воздуха совпадают с законами эстетического вкуса: что красиво на наш взгляд, то оказывается выгодным в летном отношении, имеет минимальное сопротивление и так далее. А сверх того известно, что на красивом самолете охотнее летают, красивый самолет больше берегут, за ним лучше ухаживают.

   А вот еще одно из выступлений Поликарпова в редакции газеты «Правда».

   — Человек с узким кругозором никогда не сумеет правильно ориентироваться в ближайших перспективах техники. Конструктор должен быть многосторонне и широко образованным. Но и одного этого мало. Образование должно постоянно сочетаться с опытом. Некоторые склонны думать, что все дело в интуиции, в прирожденном даре смотреть вперед. Это очень опасная точка зрения. За ней нередко скрывается поверхностное и безответственное отношение к своему труду. Наше правительство сделало очень много для конструктора, для поднятия его авторитета, для его поощрения. Отдельным конструкторам это вскружило голову. Они перестают работать над собой. Не заботясь о пополнении своего образования, пренебрегая опытом, они часто становятся жертвой своеобразной «зауми» в конструировании. Но чудес не бывает! На одном приподнятом настроении далеко не уедешь. Конструктор, который сам остановился в своем развитии, не может вести промышленность вперед.

   ...Часто решение приходит в голову как будто неожиданно. Сам не можешь определить, откуда оно взялось? Но у истоков его, несомненно, лежит предварительное овладение предшествующим опытом. Один овладевает опытом лучше, быстрее, другой медленнее, но для каждого это совершенно обязательно. У нас обычно понимается слишком узко литература, заграничные командировки.

   Совершенно упускается из виду непосредственный опыт наших конструкторов. Мы не знаем очень много нового и технически передового, имеющегося на предприятиях Союза. Кроме связи между конструкторами, которые работают над одними и теми же проблемами, крайне необходимы живые, деловые встречи между конструкторами самых различных отраслей промышленности.

   Пользуясь принципом аналогии, конструктор мог бы многое заимствовать даже из областей, далеко отстоящих от его специальности. Для меня и других авиаконструкторов очень полезно знакомство с новейшимиметодами обработки, Применяемыми в автотракторной промышленности, в паровозостроении. Эти новые методы, несомненно, подскажут нам много нового в конструировании.

   Но плох тот конструктор, который думает все черпать из уже имеющегося опыта, безразлично — своего или чужого. Конструирование требует попутных новых исследований. Оно должно то опережать их, то, наоборот, отставать, пока исследования не подтвердят правильность того, что уже сделано, и не укажут дальнейшего направления. Неважно, кто будет проводить исследования — сам конструктор или специальные научно-исследовательские организации! Важно, чтобы конструирование и исследование были неразрывно связаны. Ошеломляющий рост авиационной техники, например, был бы просто немыслим без контакта конструктора и исследователя.

   В беседах со своими помощниками на производственных совещаниях Поликарпов выступал против шаблона и «проторенных дорожек» в повседневной творческой работе, в науке и мышлении.

   Работал Николай Николаевич с такой быстротой, что за ним очень трудно было успеть. Он мгновенно все схватывал, решал сложные вопросы конструирования, производил расчеты на прочность, определял усилия напряжения с удивительной легкостью.

   Ценным качеством Николая Николаевича было его очень развитое чувство самоанализа. Он всегда как бы старался посмотреть со стороны на себя, на свои поступки, отношение к людям. Отсюда и его умение вовремя признать ошибку, неправоту.

   Ошибочно представлять себе Поликарпова, как и любого человека, непорочным ангелом. Николай Николаевич при всех своих исключительных способностях был земным человеком со свойственными любому смертному недостатками.

   Поликарпов мог в минуты раздражения наговорить бог знает что, но тут же «остывал», стараясь загладить вину. В обычное время он был очень внимателен ко всем, прост, любил пошутить, посмеяться. Интересный собеседник, высокоэрудированный человек, он хорошо рисовал, увлекался фотографией.

Конструктор
Кургузов Д.Н.

   Николай Николаевич отличался завидным свойством руководителя крупного коллектива: он постоянно интересовался нуждами и запросами своих сотрудников. Знал очень многих лично и всегда старался помочь, если была в этом необходимость. В процессе работы он не щадил ни себя, ни других. Ссылок на трудности не терпел и не признавал.

   Интересны воспоминания ближайших помощников и друзей Поликарпова, с которыми автор встречался и беседовал.

   Конструктор Дмитрий Николаевич Кургузов, работавший с Поликарповым в 1933—1940 годах, рассказывает о таком характерном случае:

   - Мы испытывали на прочность машину И-180. Не ожиданно разрушилась рама фюзеляжа, на которой за крепляется моторная рама двигателя. Дело было вече ром, после работы. Летная машина уже была в цехе, ее вот-вот предстояло выпустить. Мне с другим работ ником нашего конструкторского бюро, Валерианом Дмитриевичем Яровицким, было поручено закончить испытание на прочность и обеспечить тем самым выпуск летной машины на аэродром. И вдруг — такая оказия! Что делать? Машина готова. Предлагаю Яровицкому усилить раму. Была она изготовлена из фанеры.

   - Как усилить? — спрашивает он.

   - Положим накладку, приклеим. Узел немножко отодвинется, и все будет в порядке,

   Яровицкий заколебался:

   - Надо с Николаем Николаевичем согласовать.

   Вызвали ведущего инженера Виктора Яковлевича Яковлева. Предлагаю ему сделать на машине накладку.

   - Слушаюсь! — отвечает oн.

   - Зачем вы это делаете? — остановил меня Яровицкий

   - Надо договориться с Николаем Николаевичем.

   - Зачем оставлять до утра, когда за ночь все можно сделать.

   - Предупреждаю: будут неприятности. Ведь возможно, что он все по-другому решит.

   Рано утром появился Поликарпов. Ему кто-то сказал, что разрушилась рама и что Кургузов самовольно затеял усиление.

   - Вы что здесь хозяйничаете?! — обрушился он па меня. — Какое имеете право!

   «Ну, думаю, плохо дело, разошелся «папаня», наломает «дров». Николай Николаевич был очень вспыльчив. Ссылаюсь на Яровицкого: «Он ваш заместитель, мог бы запретить». Яровицкий промолчал. Отругал меня Николай Николаевич и сказал, что лишит премии. Не успел он закончить разнос — телефонный звонок. Слышу голос ведущего инженера по машине: «Усиление провели, все в порядке». Передаю трубку Николаю Николаевичу. Яковлев докладывает ему: все, мол, сделано.

   - Правильно, молодцы! — кричит в трубку Николай Николаевич и смотрит виновато на меня. Снимает труб ку и кому-то приказывает: «Не забудьте там премию Кургузову выписать. Надо ему дать побольше!»...

   - Должен объяснить,— продолжает Кургузов,— что работали мы тогда по-военному, со строгим соблюдением субординации. Нарушать ее не разрешалось, но Николай Николаевич соблюдал ее только внешне, и если она на рушалась с пользой для дела, то он в таких случаях поощрял личную инициативу и предоставлял каждому свободу решать самому возникающие в процессе работы вопросы.

   Инженер Лидия Филипповна Бодрова рассказывала, как она поступила на работу в конструкторское бюро Поликарпова. Николай Николаевич подробно расспросил ее, какую работу она вела раньше, и предложил ей заняться вопросом флаттера — вибрацией самолета в воздухе с нарастающей амплитудой. Бодрова согласилась.

Конструктор
Бодрова Л.Ф.

   Флаттер — очень опасный вид вибрации крыла и оперения самолета. Флаттер наступает при определенной скорости и может привести к мгновенному разрушению машины в воздухе.

   К тому времени скорость самолетов повысилась до критической, когда начинали возникать вибрации особого вида, приводившие к катастрофе. Способов борьбы с этим грозным явлением не существовало. В то время отдел флаттера возглавлял М. В. Келдыш, тогда еще молодой ученый. Он разработал специальный метод расчета флаттера и всегда охотно консультировал всех по этому вопросу, давал формулы расчета.

   Когда Лидия Филипповна приступила к работе, на заводе производились динамические испытания самолета.

   Николай Николаевич предложил Бодровой представить расчеты по флаттеру к утру следующего дня.

   - Сделать расчеты в такой срок невозможно!

   - Они должны быть к утру.

   - Повторяю: это невозможно.

   - Почему?

   - Работа слишком сложная и большая. За одну ночь не успею.

   Николай Николаевич вызвал заведующего отделом проектировки Сигаева.

   - Завтра должен быть готов расчет по флаттеру.

   Дайте Бодровой в помощь хотя бы все бюро.

   - Сколько вам надо людей? — спрашивает Сигаев Бодрову.

   Лидия Филипповна назвала несколько фамилий. Сигаеву этого показалось мало, и он выделил в ее распоряжение шестнадцать сотрудников.

   - Просидели мы всю ночь, — вспоминает Бодрова, — и сделали только один расчет: изгибно-крутильный, надо сделать еще изгибно - элерониый.

   К утру Поликарпов вызывает к себе Лидию Филипповну:

   - Расчеты приготовили?

   - Один только сделали.

   - Идите домой, отдохните — и снова за работу.

   - Три ночи,— говорит Бодрова,— мы не выходили с завода. Все сделали. Флаттер был тогда новой, только что возникшей проблемой, и Поликарпова она очень беспокоила. А ко мне Николай Николаевич с тех пор при встречах был особенно внимателен. Не мог, очевидно, простить себе грубого нажима, хотя он и был продиктован необходимостью.

   С волнением вспоминает о Поликарпове Анна Ивановна Блинникова, работавшая у него.

   - Замечательный человек! Я уверена, что это под твердят все бывшие его сотрудники. Мы всегда вспоми наем его добрым словом. Он был строг, требователен, нетерпим к малейшим нарушениям трудовой дисциплины и к тому, что теперь называют «показухой». Все знали:

   Николая Николаевича не возьмешь мнимой старатель ностью, «руками на вытяжку», бравым солдатским «слушаюсь!», «рад стараться!», «будет сделано!». Он любил людей, которые не на словах, не формально, а молча, с радостью старались и делали. Всегда отличал «горящих» на работе от «тлеющих». Последние у нас долго не задерживались. Не выдержав «накала», сами отсеива лись в поисках более спокойной «пристани».

   Охотно шла к Николаю Николаевичу молодежь. Ее влекла жажда новизны. И Поликарпов любил молодежь за пристрастие к поиску, ко всему новому.Конструкторское бюро Поликарпова было самым «зеленым» по возрасту и самым устойчивым по составу.

   Никогда не ошибается тот, кто ничего не делает. Николай Николаевич сделал очень много, это вынуждены признать и его недоброжелатели (их в те годы было немало). Он тоже порой ошибался и в работе, и в отношении к людям. Одно могу сказать: я не раз была свидетелем, как он, подавляя самолюбие, находил в себе мужество признавать, что поступил неправильно. Мы знали — это не всегда ему легко давалось. И тем более ценили такое, к сожалению, редкое для руководителя крупного коллектива качество.

Блинникова А.И.

   Невольный свидетель его личных и телефонных разговоров, исполнитель его распоряжений, регистратор деловых писем и записок, я удивлялась его феноменальной памяти, эрудиции, обширным интересам, не имевшим, казалось, отношения к его творческой деятельности. В его мозгу, занятом техническими проблемами, нашлось место для увлечения живописью, музыкой, литературой. Его кабинет на работе и дом.а был завален книгами. Деловые разговоры, занятия, хлопоты то и дело прерывались личными делами сотрудников и рабочих.

   Возможность особенно близко узнать Поликарпова как человека большой души Анна Ивановна получила в годы Великой Отечественной войны, когда ей приходилось, помимо основной работы, выполнять и обязанности секретаря Поликарпова — депутата Верховного Совета СССР.

   - Каждый день письма,— вспоминает Анна Ивановна. — В них горе и слезы. Ведь это было в годы воины, когда на долю нашего народа выпало столько бедствий. Ни одного письма не оставлял Николай Николаевич без ответа. Он не уставал по нескольку раз ездить в горсовет и другие различные организации, чтобы похлопотать для нуждающихся в квартире, в пособии, о месте в инвалидном доме, в детских яслях, о розыске пропавших без вести родных. За внешней суровостью и замкнутостью скрывалось большое внутреннее благородство, теплота и сердечное внимание к человеку.

   В эти тяжелые дни у самой Блинниковой так сложились обстоятельства, что не на кого было оставлять дома семилетнего сына.

   Николай Николаевич разрешил ей брать с собой мальчика на работу.

   - Он будет мешать и беспокоить,— смутилась Анна Ивановна.

   - Пожалуй, что и так. Знаете, — оживился Николай Николаевич.—Я нашел выход из положения: чтобы он вам не мешал и не беспокоил, усажу его к себе в кабинет.

   - Я,— говорит Блинникова,— пожалела о своей из лишней «щепетильности», надо же было мне натолкнуть его на эту мысль... После такого «выхода» из положения, найденного Николаем Николаевичем, что еще скажешь о нем, как о человеке?!

   Николай Николаевич взял за руку сынишку Блинниковой:

   - Пошли конструировать самолеты! Он водил его с собой по конструкторскому отделу и по цехам.

   К рассказу Блинниковой остается добавить, что в результате длительной дружбы с Николаем Николаевичем у ее сына пробудилась любовь к авиации. Он стал дома мастерить бумажные самолетики, потом авиамодели, участвовать в соревнованиях, а по окончании средней школы поступил в Московский авиационный институт. Защитил с отличием диплом и работает сейчас инженером-конструктором в конструкторском бюро известного в стране и за рубежом создателя многих замечательных самолетов Артема Ивановича Микояна, начало творческой деятельности которого тоже тесно связано с именем Николая Николаевича Поликарпова.

   Увлечение Николая Николаевича живописью, литературой и особенно музыкой, о котором вспоминает Блинникова, прошло через всю его жизнь и не оставляло в дни самой напряженной работы.

   Большой», «удивительный», хороший», «простой», «внимательный» — эти слова звучат в устах всех, близко знавших Поликарпова и судивших о нем не только по «внешним признакам».

   - Николай Николаевич, — рассказывает один из конструкторов Александр Аветович Тавризов, — бывал очень доволен, когда сотрудники его конструкторского бюро создавали семьи. Он проявлял к молодым семьям трогательное внимание.

   Поликарпов и его коллектив работали над проектом нового двухмоторного истребителя, когда в семье у Тав-ризова появился ребенок.

   - Мы опаздывали со сдачей чертежей, — вспомина ет Александр Аветович. — Когда меня вызвал к себе Николай Николаевич (я был начальником бригады), я, естественно, решил, что будет разнос. Вхожу к нему в кабинет с соответствующим настроением. «Сейчас, думаю, попадет». А он вдруг спрашивает:

   - Как чувствует себя жена?

   - Не ожидал такого вопроса, — признался я чисто сердечно. — Хорошо. Спасибо.

   - Сколько раз кормит ребенка?

   - Через каждые четыре часа, как сказал врач.

   - Ерунда. Скажите, чтобы кормила, когда малыш запросит.

   - Просить он не умеет еще.

   - Cумеет. Не словом, так криком.

   - Хорошо, передам, — а сам ожидаю неприятного разговора о работе. Но его не последовало.

   Вечером опять вызвал. «Теперь уж точно попадет!» — подумал я. На этот раз так и вышло. «Намылил» шею.

   - А жене ничего не говорите, а то расстроится, — сказал он, подавая руку на прощанье.

   Вернулся к себе, товарищи спрашивают: «Что выглядишь именинником? Неужели по головке погладил?» А я вместо ответа говорю:

   — Пока не закончим чертежи, никто домой не пойдет!

   О способностях Николая Николаевича заглядывать далеко вперед и опережать время вспоминает известный авиаконструктор Вадим Борисович Щавров.

   - Поликарпов еще в 1931 году первым выступил против «лишней площади» в самолетах, особенно в монопланах. «Не надо возить в машине воздух», — шутил он. — Иначе говоря, иметь ничем не заполненные боль шие объемы в фюзеляже и крыле. Поликарпов предло жил располагать баки в крыле, а фюзеляж обжимать, придавая ему возможно более тонкую и обтекаемую форму, и тем увеличить скорость самолета.

   Весной 1930 года Поликарпов высказал, по словам Шаврова, очень передовое и даже несколько неожиданное суждение по поводу одного самолета, который тогда начинал поступать на вооружение Советской Армии.

   - Это уже не современный самолет, — утверждал он, — теперь надо проектировать и строить бомбардировщик, несущий ту же тонну бомб, но вдвое с большей скоростью, с крылом вдвое меньшей площади и с гладкой обшивкой. Мысли Николая Николаевича были реализованы лишь в 1934—1937 годах. Вот еще один маленький штрих свидетельства патриотизма Николая Николаевича, его готовности помочь Родине в трудную минуту.

   - В годы войны, — рассказывает Шавров, — Поликарпов перестал пользоваться своей персональной маши ной ЗИС-101 и ездил, как все, на трамвае, чтобы не тратить бензин, нужный для фронта.

   Летом 1938 года, возвратившись с Дальнего Востока, Шавров долго, несмотря на то, что уже был признанным авиастроителем, нигде не мог получить соответствующую работу. Он обратился к Поликарпову.

   — Конструкторское бюро Поликарпова помещалось на заводе вместе с другими КБ. Производственных возможностей для всех не хватало, и Поликарпов не мог быстро осуществлять свои проекты. Это его очень угнетало. Меня он встретил приветливо; «Я все знаю, но сейчас до того стеснен, что ничего не могу сделать. Тут почти в каждой комнате проектируют самолеты, а строить негде. Мой вам совет — старайтесь переждать».

   С самолетом Шаврова Ш-5 произошла авария — поломка шасси при посадке. Это задержало испытания.

   Николай Николаевич подошел на аэродроме к Шав-рову и очень тепло пожал ему руку; «Сочувствую, понимаю. У меня самого недавно была такая же история».

Авиаконструктор Шавров В.Б.

   В 1943 году в авиаци онном институте — вспоми нает Шавров еще одну встречу с Поликарповым, — Николай Николаевич говорил нам, сорокапятилетним конструкторам, преподававшим по совместительству на его кафедре:

   - Почему вы не защищаете кандидатские диссертации? Молодежь вас обгонит и будет иметь в этом преимущества. Берите темы и работайте!

   Поликарпов не терпел топтания на месте, не выносил самоуспокоенности. Он сам всегда учился и требовал от других непрестанного движения вперед, к вершинам знаний.

   На вопрос Шаврова, какие темы он рекомендует, последовал короткий ответ: «Сами ищите и найдете, вы в подсказках не нуждаетесь».

   -Герметическая кабина истребителя пойдет?—спро сил тут же Шавров.

   - Вот и отлично, очень нужная тема.

   В 1944 году Шавров докладывал на кафедре Поликарпова о своей работе. Николай Николаевич был очень доволен, а в 1945 году Шавров защитил кандидатскую диссертацию. Это было уже после смерти Поликарпова. Нередко в процессе работы у сотрудников возникали трудности, сомнения.

   Поликарпова во время обхода цехов то и дело останавливали:

   - Николай Николаевич, не получается у меня.

   - А у меня, думаете, сразу все получается? И не было случая, чтобы Поликарпов не подошел и не навел человека на мысль, как устранить возникшее затруднение.

   - Я указал на выход, — шутил он, — а двери уж са ми откройте!

   - Николай Николаевич! Не соображу, как мне со ставить почасовой график.

   - Одна голова хорошо, а две лучше — давайте по думаем.

   Вдруг неожиданно в этой «производственной атмосфере» — робкий вопрос:

   - Дровишек, Николай Николаевич, где достать? Де тишки замерзают...

   - Не к месту вопрос, — останавливает рабочего ма стер: — Все мерзнут.

   Рабочий мрачно опускает голову.

   - Детишки замерзают? — повторяет Поликарпов. — Надо что-нибудь сделать. Постараемся.

   Выйдя из цеха, Николай Николаевич говорит мастеру.

   - У нас все к месту. Во всем взаимосвязь, в том числе и между дровишками для ребят и работой станка, за которым стоит их отец. Поликарпов хорошо знал почти всех своих сотрудников— и конструкторов, и рабочих. Он с большим уважением относился к людям, любящим свою работу, и всегда охотно беседовал с такими рабочими, уважительно называя их по имени и отчеству.

   Постоянная забота Николая Николаевича о нуждах своего коллектива — будь то забота о дровах или жилье рабочего — вызывала ответное чувство глубокого уважения. «Папаня» — так зачастую называли Поликарпова его подчиненные.

   Рабочие, чертежники, конструкторы всегда старались, когда представлялся случай, сделать приятное Поликарпову. Был на заводе очень знающий и искусный медник Сахаров Петр Ильич.

   Обратился однажды к нему Николай Николаевич с просьбой:

   - Нужно сделать обтекатель — капот на мотор без чертежей.

   - Как его сделать, Николай Николаевич? — спрашивает Сахаров. — Какие должны быть формы?

   Поликарпов подробно объяснил меднику, что от него требуется.

   - Хорошо, будет сделано.

Данилов В.Ф.

   Взял Сахаров лист алюминия и начал «колдовать». Под его молотком лист покорно стал принимать нужную, очень сложную форму. Сахаров проявил немало упорства и терпения, чтобы выполнить на отлично заказ Поликарпова. Николая Николаевича любили еще потому, что он никого не «давил» своим авторитетом.

   - Сам вникай в суть дела, сам решай, — говорил он, — сомневаешься — спроси. Сделаешь — проверим, ошибешься — поправим. Одного не прощал Поликарпов: легкомысленного отношения к работе, ошибки допущенной по небрежности. В этих случаях Николай Николаевич молча рвал лист и уходил. Это воспринималось сильнее любого «разноса».

   Слесарь-механик Василий Федорович Данилов рассказывал, как он впервые пришел на завод.

   - Первый день на заводе, не успел еще освоиться, растерян. Не знаю, с чего начинать. В цех не спеша входит крупный, плотный человек.

   - «Папаня», — толкнул меня локтем сосед. Поликарпов дружески кивнул всем головой и сразу подошел ко мне:

   - Новенький? — протянул он мне руку. — Где работали? Как вам нравится у нас? Трудненько?

   - Непривычно пока, — ответил я. — Но, как говорится, стерпится —- слюбится.

   Николай Николаевич недвольно поморщился.

   - Стерпится — нехорошее слово. Так говорили, когда выдавали за нелюбимого. А с нелюбимым человеком любви не получится.

   - Да я так, к слову.

   - А я серьезно, — ответил Николай Николаевич и подошел к другому рабочему.

   Данилов потом не раз встречался и беседовал с Николаем Николаевичем.

   - Подойдет, молча посмотрит, как работаешь.

   По правится - - похвалит, не понравится - поправит, по кажет. Пожалуешься — внимательно слушает, успокоит, а если пообещает что-нибудь, обязательно сделает.

   - Как-то, — рассказывает Данилов, — не ладилось у меня с одной деталью. Я из цеха не выходил трое суток. Николай Николаевич то и дело подходил ко мне, совето вал, повторяя: «Главное — не волнуйтесь: все будет хорошо». И ушел от меня только тогда, когда действительно все наладилось.

   Однажды ночью при тридцатиградусном морозе с одиннадцати часов вечера до пяти утра работал Василий Федорович Данилов на аэродроме. Надо было срочно выпустить самолет в воздух. Рядом с Даниловым находился и Поликарпов. Было это в 1943 году. Николай Николаевич всячески старался подбодрить Василия Федоровича.

   - Пошли бы погреться, — обратился Данилов к Поликарпову,— а то замерзнете из солидарности.

   - На людях, говорят в народе, и смерть красна, - ответил Николай Николаевич. — Одному всегда все труднее, в том числе и мерзнуть.

   - А ведь верно, — согласился Василий Федорович,— уйди вы, и я бы, пожалуй, отступился.

   - Неправда. Кто так говорит, тот не отступит. Задание было выполнено в срок.

   С большой теплотой вспоминал о Поликарпове Федор Иванович Мельников, который был заместителем Поликарпова на опытном заводе. На пути организации этого завода стояли огромные трудности: не было оборудования, материалов, средств, квалифицированных рабочих. Все преодолел Николай Николаевич. Он сам собирал людей самых разных профессий.

   - Берегите их, — говорил он Мельникову. — От этих людей зависит успех нашего дела.

   Поликарпов считал своей прямой обязанностью съездить в Наркомат, в горсовет, чтобы похлопотать об улучшении быта рабочих и служащих, ^о организации столовой, помочь тем, кто в его помощи нуждался.

   - Внешне замкнутый, он при первой встрече производил впечатление нелюдимого человека, — рассказывал Мельников. — Но это впечатление было обманчивым. Мне приходилось изо дня в день наблюдать за его отношением к подчиненным, товарищам по работе, к окружающим. Меня восхищало большое внутреннее благородство Николая Николаевича. Я был свидетелем исключительной теплоты и внимания его к человеку.

   Направляясь на.завод, куда он аккуратно приезжал к началу утренней смены, Николай Николаевич «подбирал» по дороге всех попутчиков — независимо от того, был ли это инженер завода или рабочий. Если в машине подбирался соответствующий состав, то по пути на завод проводились производственные «летучки». То же повторялось и при возвращении с завода домой: Николай Николаевич загружал свою машину до отказа и развозил всех по домам. Поликарпов не был узким специалистом. Круг его интересов был очень обширен. Он много читал. Его рабочие столы дома и на заводе были завалены книгами. Николай Николаевич внимательно следил за работой зарубежных конструкторов. Знание иностранных языков облегчало ему эту задачу.

   - Чтобы догнать и перегнать наших врагов и недоброжелателей,— говорил он, — мы должны знать, как далеко они ушли, чего достигли, где споткнулись. Взять у них новое, полезное, отбросить негодное, не тратить времени на поиски того, что уже найдено, и не повторять чужих ошибок — вот наша задача.