Глава двадцать вторая

   Возвратившись после тяжелого ранения из госпиталя, Арсений Васильевич Ворожейкин увидел на соседнем аэродроме новые самолеты Поликарпова И-153.

   - «Чайкой» нельзя было не любоваться, — говорит Арсений Васильевич. — Верхняя пара крыльев, изогнутая посредине, как у морской чайки, придавала маленькому самолету изящество и какую-то особую легкость. Нижние крылья по размеру были меньше и служили как бы опорой для верхних. Биплан был покрашен в светлый, почти белый цвет.

   Интересен первый бой, который провело на «чайках» звено майора Сергея Ивановича Грицевца.

   Командир приказал ведомым не убирать шасси, пока он не даст команду. Летчики подошли к переднему краю и заметили восемнадцать японских истребителей. Японцы ринулись на советские самолеты в ожидании легкой победы: они решили, что перед ними старые машины с неубирающимися шасси.

   Расчет Грицевца оправдался. Когда расстояние между стремительно мчащимися друг другу навстречу самолетами составляло уже не более 1500 метров, советские истребители убрали шасси. Японцы растерялись от неожиданности, а наши легкие и маневренные «чайки» быстро расчленили боевой порядок противника и в течение нескольких минут сбили четыре И-97, не потеряв ни одного своего. Остальные японские летчики обратились в бегство.

   Имя Сергея Ивановича Грицевца было широко известно еще до боев на Халхин-Голе.

   Замечательный летчик-истребитель одержал немало побед в небе Испании, где он и заслужил звание Героя Советского Союза. Вторично этого звания Грицевец был удостоен в боях с японскими захватчиками в Монголии. Здесь он совершил беспримерный в истории авиации подвиг.

   В тот день истребительный полк, которым командовал Забалуев, получил задание разгромить японский аэродром. На подходе к цели наши самолеты вынуждены были принять бой с вдвое превосходящей группой вражеских истребителей. У Грицевца к тому времени уже было на боевом счету сорок вражеских самолетов, в этом бою он на своем неуязвимом И-16 сбил еще две машины. Во время одной из схваток Грицевец заметил, что японцы подбили «ястребок» командира полка, и Забалуев выбросился с парашютом из горящего самолета. - Смотрю -- нет Забалуева, — рассказывал потом Грицевец. — Ищу его сначала вверху, потом внизу и вижу: Забалуев уже приземлился, сидит на земле. А земля-то чужая, маньчжурская... Захожу на посадку так, чтобы сесть как можно ближе к Забалуеву. Приземляюсь, подруливаю к Забалуеву напрямую, не теряя времени на повороты. Самолет прьпает по кочкам, останавливается. Забалуев уже возле самолета. А самолет-то одноместный! Вячеслав Михайлович втискивается между левым бортом и бронеспинкой. Вдруг мотор зачихал; Забалуев в тесноте захватил сектор газа и прижал его. Винт заколебался, вот-вот остановится. А повернуться ни один из нас не может. Если мотор заглохнет, завести его здесь нельзя. Даю газ, самолет рванул и побежал. Поднялся! Убираю шасси... Хватило бы горючего - ведь груз двойной! Высоту не набираю. Иду бреющим, совсем низко, чтобы не заметили. Скользим над самой травой. Тут и фронт показался, я набрал высоту — как будто выкарабкались. Нашел свой аэродром и сел.

   Сколько в этом скупом рассказе героя лестного для самолета! Какие трудные испытания с честью выдержала машина при рискованной посадке на неровной местности, при взлете с двойной ношей и, наконец, при посадке. Судьбу машины, какой бы замечательной она ни была, решает в конечном счете человек, сидящий за штурвалом. На этот раз им был герой, подвиг которого, ставший символом мужества и благородства, вошел в летопись авиации.

   Закончились бои у Халхин-Гола, наступила передышка, но она была недолгой: война с белофиннами, Великая Отечественная война. И снова «ястребки» и «чайки» в боевом строю нашей авиации.

   Арсений Васильевич Ворожейкин вместе со своими товарищами по эскадрилье участвовал во многих воздушных боях на своих видавших виды И-16.

   Поликарповские «старички», вооруженные пушками и реактивными снарядами, пилотируемые советскими асами, не раз выходили победителями из многих опасных и сложных операций.

   Но время берет свое. И-16 не мог больше соперничать с новейшими типами немецких истребителей. Болезнь помешала Поликарпову закончить работу по созданию самолета И-185, который должен был заменить И-16. Такие машины создали другие советские конструкторы. Пришлось и Ворожейкину расстаться со старым другом.

Шпитальный Б.Г. и
Ворожейкин А.В.
у сбитых фашистских самолетов

   В середине марта 1943 года 728-й полк одним из последних в Действующей армии сдал И-16.

   - Мы расстались с этим самолетом, - рассказывает Арсений Васильевич, — как с хорошим, испытанным другом. Как много повидал он на своем веку. Десять лет И-16 состоял на вооружении нашей армии, был в небе Испании и Китая, Монголии и Финляндии, участвовал в походах по освобождению Западной Украины и Западной Белоруссии, принял на себя всю тяжесть ударов немецко-фашистской авиации. Великое тебе спасибо, друг! Спасибо и твоему творцу, Николаю Николаевичу Поликарпову!

   Многие страницы боевой биографии Героя Советского Союза генерал-майора авиации Бориса Александровича Смирнова тоже связаны с истребителем И-16. О чем он пишет в журнале «Крылья Родины» № 7 за 1965 год. «Запомнился день, — вспоминает Борис Александро вич, — когда на нашем лагерном аэродроме появились три самолета И-16 конструкции Поликарпова», Испытания состояли из множества сложных упражнений. Помимо всего комплекса боевого применения, на каждом самолете требовалось выполнить по шестьсот фигур высшего пилотажа и по двести посадок.

   В воздухе Губенко. Набрана необходимая высота. Самолет пикирует, идет на петлю. Мы считаем: одна, вторая, третья... После десятой петли Нестерова самолет вышел в горизонтальный полет. Затем от границы аэродрома вдоль линии старта самолет выделывает бочки, потом приземляется и, пробежав несколько десятков метров по посадочной полосе, вновь устремляется в воздух, не заруливая на стоянку. Так начался конвейер взлетов и посадок.

   Авиатехник представил листок хронометража. На весь комплекс упражнений потребовалось двадцать восемь минут. За это короткое время командир сумел выполнить десять петель, двенадцать бочек, десять переворотов через крыло и восемь посадок.

   Программа войсковых испытаний скоростных истребителей И-16, рассчитанная на шесть месяцев, была завершена в четыре с половиной.

   Поликарпов, по словам Смирнова, остался доволен результатом.

   «Он часто и подолгу беседовал с нами, интересуясь главным образом вопросами, связанными с боевыми качествами нового истребителя. Мнение военных летчиков для Поликарпова являлось не менее ценным, чем заключение летчиков-испытателей».

   На заключительном испытании Поликарпов попросил выполнить еще один сложный полет для проверки выносливости самолета на предельных перегрузках. Иными словами, проверить машину на прочность.

   Этот ответственный полет согласился выполнить замечательный летчик, командир авиабригады Антон Губенко.

   - Мы увидели незабываемый полет, — рассказывает Смирнов. -- Машина на огромной скорости с неистово ревущим мотором то устремлялась вертикально к земле, то вдруг взмывала ввысь, оставляя за консолями крыльев длинные шлейфы белых струй воздуха. Фигуры высшего пилотажа следовали одна за другой. Поликарпов стоял среди нас. Его лицо казалось окаменевшим. Наконец, самолет пошел на посадку. Все облегченно вздохнули.

   Губенко устало вышел из кабины. Мы бросились к нему. Поликарпов, обнимая и целуя его, сказал лишь два слова:

   - Ну и молодец!

   Губенко вытер потное лицо.

   - Не за что хвалить, Николай Николаевич. Это вам спасибо за такую крепкую машину.

   За этот полет Антон Губенко был награжден высшей правительственной наградой — орденом Ленина.

   В 1937 году Антон Губенко с другими летчиками-добровольцами отправился на Дальний Восток, туда, где китайский народ при помощи Советского Союза отстаивал независимость своей страны от японских захватчиков.

   В огне воздушных сражений Губенко не раз испытывал «на прочность» поликарповские «ястребки». Не один раз выручали они летчиков, обнаруживая невиданный запас прочности. Обо всем не расскажешь. Приведем только один пример.

   Утро 31 мая 1938 года. Большая группа японских истребителей И-96 держала курс на город Ханькоу.

   Звено истребителей успело взлететь вовремя и набрать достаточную высоту. Завязался бой. Губенко преследовал японского летчика, они израсходовали уже все патроны. Тогда Губенко решил взять японца живым, заставив сесть на наш аэродром. Японец заметил приближение И-16 в последний момент. Это позволило Губенко вплотную пристроиться к И-96. Несколько секунд летчики смотрели в глаза друг другу, Губенко показывал знаками, чтобы И-96 разворачивался на нашу территорию. Японец метнулся в сторону, но скорость его самолета намного меньше, чем у И-16, тем более на пикировании.

   Сделав еще несколько бесполезных «вензелей», японец вывел машину в горизонтальный полет. Губенко повторил свое требование. Самурай догадался, что у советского летчика нет патронов, и спокойно продолжал свой полет. Что делать? Отпустить его с миром? Нет! Губенко решил осторожно «тронуть» его винтом. Нужно было сделать короткий рывок вперед и так, чтобы япо- окаменевшим. Наконец, самолет пошел на посадку. Все облегченно вздохнули. Губенко устало вышел из кабины. Мы бросились к нему. Поликарпов, обнимая и целуя его, сказал лишь два слова:

   - Ну и молодец!

   Губенко вытер потное лицо.

   - Не за что хвалить, Николай Николаевич. Это вам спасибо за такую крепкую машину.

   За этот полет Антон Губенко был награжден высшей правительственной наградой — орденом Ленина.

   В 1937 году Антон Губенко с другими летчиками-добровольцами отправился на Дальний Восток, туда, где китайский народ при помощи Советского Союза отстаивал независимость своей страны от японских захватчиков. В огне воздушных сражений Губенко не раз испытывал «на прочность» поликарповские «ястребки». Не один раз выручали они летчиков, обнаруживая невиданный запас прочности. Обо всем не расскажешь. Приведем только один пример.

   Утро 31 мая 1938 года. Большая группа японских истребителей И-96 держала курс на город Ханькоу.

   Звено истребителей успело взлететь вовремя и набрать достаточную высоту. Завязался бой. Губенко преследовал японского летчика, они израсходовали уже все патроны. Тогда Губенко решил взять японца живым, заставив сесть на наш аэродром. Японец заметил приближение И-16 в последний момент. Это позволило Губенко вплотную пристроиться к И-96. Несколько секунд летчики смотрели в глаза друг другу, Губенко показывал знаками, чтобы И-96 разворачивался на нашу территорию. Японец метнулся в сторону, но скорость его самолета намного меньше, чем у И-16, тем более на пикировании.

   Сделав еще несколько бесполезных «вензелей», японец вывел машину в горизонтальный полет. Губенко повторил свое требование. Самурай догадался, что у советского летчика нет патронов, и спокойно продолжал свой полет. Что делать? Отпустить его с миром? Нет! Губенко решил осторожно «тронуть» его винтом. Нужно было сделать короткий рывок вперед и так, чтобы япояпонец вывел машину в горизонтальный полет. Губенко повторил свое требование. Самурай догадался, что у советского летчика нет патронов, и спокойно продолжал свой полет. Что делать? Отпустить его с миром? Нет! Губенко решил осторожно «тронуть» его винтом. Нужно было сделать короткий рывок вперед и так, чтобы япо нец не успел глазом моргнуть. Удар пришелся по элерону правого крыла. Потеряв управление, роажеская машина завинтила к земле.

   И-16 с честью выдержал боевое испытание. Незначительное повреждение лопасти винта не помешало отважному летчику благополучно сесть на свой аэродром.

   Прекрасные летные и боевые качества показали по-ликарповские «ястребки» и «чайки» во время ожесточенных боев с отборными немецкими и итальянскими летчиками в Испании, куда в 1937 году прибыли прославленные советские асы Смирнов, Серов, Минаев и другие добровольцы.

   Об этом хорошо говорит в своей книге «Испанский ветер» генерал Б. А. Смирнов.

   - Сто двадцать раз, — рассказывает Смирнов, — поднималась за это время в воздух наша эскадрилья и уходила на фронт и сто двадцать раз мы возвращались с победой, не имея за это время ни одной потери. На каждого нашего летчика часто приходилось по три-четыре истребителя противника. А за штурвалами фашистских самолетов сидели отборнейшие немецкие и итальянские пилоты.

   У нас во всем была сплошная перегрузка: перегрузка самолета, перегрузка нервов. Приходилось выжимать из самолета все, что он мог дать. Обстановка вынуждала забывать о пределе, установленном конструктором, — часто именно за этим пределом и лежала победа, а конструкции Николая Николаевича всегда отличались большим запасом прочности.

   На самолетах Поликарпова замечательные советские летчики Серов и Якушин провели впервые в истории авиации ночной бой с бомбардировщиками.

   Фашистское командование возлагало большие надежды на прибывшую в Испанию партию новых тогда немецких истребителей Ме-109.

   Но при первой же встрече с И-16 один из «мессер-щмиттов» был сбит. На допросе выбросившийся на парашюте гитлеровец заявил:

   - Здесь, в Испании, лучшие летчики Германии. Мой товарищ, которого вам удалось сбить в бою, как и меня, летал еще в первую мировую войну в составе группы Рихтгофена.

   - Чем же вы объясняете свою неудачу? — спросили пленного.

   - Мы были неправильно информированы о качестве ваших самолетов, а главное -о подготовке русских летчиков, которые сражаются в рядах республиканской авиации, и поздно поняли это.

   Большой любовью пользовался у испанцев полутора-план Поликарпова И-15, который они называли «мухой».

   Все, кто сражался за свободу испанского народа, помнят о героическом летчике Анатолии Серове. Он не раз совершал чудеса на этом самолете.

   Во время одного из своих беспримерных ночных рейдов Серов увидел недалеко от себя черный силуэт вражеского бомбардировщика, летевшего к Мадриду. Цель найдена! Незаметно приблизившись к фашисту, он нажал на гашетку, и немецкий самолет круто пошел вниз. Через несколько минут Серов обнаружил второго немецкого бомбардировщика. Увлекшись погоней, он поздно заметил, что горючее на исходе и до своего аэродрома ему не дотянуть. Планируя на малой скорости, Серов различил узкую световую полоску на темном фоне земли. Выбора не было, надо садиться. Он перед самой землей выключил мотор. Колеса коснулись грунта. Самолет пробежал несколько десятков метров и остановился. Серов неподвижно сидел, не веря случившемуся: он на своем видавшем виды самолете не только дотянул до своих, не только приземлился на клочке земли, но вместе с машиной и сам остался цел и невредим. Вряд ли днем он решился бы произвести здесь посадку... Самолет стоял в пяти метрах от оврага. Республиканские бойцы, которые оказались вблизи, расчистили площадку, из соседней танковой части доставили бензин.

   - Теперь я могу взлететь, — сказал Серов команди ру республиканской армии.

   — Взлететь? — переспросил тот. — Я ничего не смыслю в авиации, но мне кажется, что вы идете на большой риск. Площадка крайне мала. Не лучше ли попробовать с нашей помощью вытащить самолет на ближайшую дорогу, там разобрать его и в таком виде отвезти на аэродром?

   - Это невозможно! На несколько дней я останусь без машины и не смогу летать. И потом, если я благоолучно приземлился, то, наверное, и поднимусь иорально!

   Серов сел в кабину, запустил мотор и с места пошел а взлет. Самолет послушно бежал по земле. У самой раницы площадки Анатолий точным движением заставил машину отделиться от земли. «Муха» послушно по-шсла в воздухе над оврагом.

   Фашисты не успели ахнуть, как Анатолий оказался над ними и ударил по вражеским окопам из всех своих гулеметов: не возвращаться же домой с неизрасходованным боекомплектом!

   И еще один эпизод.

   Руководимая Смирновым эскадрилья самолетов И-16 совершала перелет через всю занятую противником территорию от Мадрида до Сантандера. В этом перелете особенно наглядно сказались отличительные свойства поликарповских «ястребков» (испанцы их называли «курносыми») — прочность, выносливость, быстрота.

   Летать надо было на предельной высоте, чтобы попытаться избегнуть встреч с многочисленной фашистской авиацией.

   Эскадрилья состояла из поликарповских истребителей, пилотируемых молодыми испанскими летчиками, обученными Смирновым.

   До вылета оставалось несколько минут, когда к Смирнову обратился его механик, испанец Хуан, чудесный парень, которого Борис искренне полюбил.

   — Комрад, Борее, я все приготовил, чтобы лететь вместе с вами...

   — Дорогой Хуан, ты ведь прекрасно знаешь, что каждый липший килограмм — это дополнительный расход горючего, кроме того, в этом самолете не предусмотрено место для пассажира. Как же я заберу тебя с собой?

   — Очень просто! Я помещусь там, где мы обычно укладываем самолетные чехлы!

   - Но ведь чехлы ты укладываешь в фюзеляж, а это место никак не приспособлено для человека.

   Хуан мигом залез в фюзеляж.

   - Сколько в тебе весу?

   - Пустяки! Каких-нибудь двадцать-тридцать килограммов!

   - Он даже в весе недооценивает себя, — смеялись товарищи.

   — Пришлось взять Хуана, - говорит Смирнов. Вес его не оказал влияния на летные качества машины.

   Она легко оторвалась от земли, так же набрала высоту и безукоризненно слушалась рулей управления.

   Смирнов с честью выполнил сложное задание, хотя и не удалось избежать встречи с противником.

   В прыжке через вражескую территорию еще раз подтвердились самые высокие качества поликарповских конструкций.

   Осень 1941 года. Идет эвакуация учреждений и заводов. Конструкторскому бюро предложили «свернуться» в несколько часов.

   Николай Николаевич никак не мог решиться на отъезд.

   - Это смахивает на постыдное бегство, - говорил он. — Умом понимаю — необходимо наладить производство подальше от фронта, вывезти предприятие в безопасное место, а вот сердце протестует...

   Поздно ночью по дороге в беспорядочный поток влились две машины «ЗИС-101» и грузовик. В них разместились Поликарпов с семьей и сотрудники конструкторского бюро.

   В Горьком Поликарпов встретил Бориса Гаврииловича Шпитального.

   —Бросьте Новосибирск, - уговаривал тот его. — Едемте со мной: и удобно и приятно.

   Предложение было соблазнительное, но приказ есть приказ. Поликарпов с сотрудниками, раздобыв платформу, погрузили на них машины, а сами добрались до Новосибирска в вагоне пассажирского поезда.

   В Новосибирск приехали усталые, измученные.

   Надо разместить людей, устроить, собрать всех воедино, наладить быт, производство, вдохнуть в людей мужество, научить их в совершенно немыслимых условиях работать больше и лучше прежнего!..

   Поликарпов смог победить все своим оптимизмом, верой в людей и в будущее.

   Он и здесь, как на старом месте, все подчинил интересам общего дела, твердо и неуклонно проводил принцип коллективного проектирования.

   Проведенная им разбивка самолета на основные грегаты, обеспечение взаимозаменяемости агрегатов, рименение ряда новых приспособлений, упростивших ехнологиго производства, сделали возможным изготов-ение центроплана двухмоторного бомбардировщика в Новосибирске, фюзеляжа -в другом месте, где потом центроплан с фюзеляжем легко состыковывали.

   В Новосибирске был построен десантный планер, фоводилась большая и напряженная работа по усовер-иенствованию и летным испытаниям истребителя И-185. - Сколько внимания и теплоты к людям проявил Николай Николаевич в те трудные дни, - вспоминает шженер-конструктор Лосева. - Самого, может быть, может тревога, боль, сомнение, а на лице, в словах, действиях — уверенность в победе, твердость, непоколебимая решимость все преодолеть, выстоять, выполнить твой долг до конца. И мы все пошли за «папаней». Закипела работа. Удивляешься, откуда брались силы!

   Запомнился мне холодный зимний день. Я с одной девушкой шла заводским двором. Навстречу Николай Николаевич... Надо сказать, что вид у нас был довольно-таки забавный: огромные мужские валенки на ногах, поверх беретов намотаны платки. Поровнявшись с нами, Николай Николаевич приветливо улыбнулся: «Здравствуйте, товарищи! Не замерзли? Как себя чувствуете?» В этих словах звучало такое участие! А глаза такие добрые, ласковые... Мы хором радостно ответили: «Хорошо, Николай Николаевич!» И потопали дальше, наперекор ветру — бодро и весело. Холода больше как не бывало! Вместе с заводом эвакуировалась в Новосибирск с двумя детьми и старушкой няней и Лидия Филипповна Бодрова.

Боевой десантник планер

   Пришлось им, как и остальным сотрудникам КБ, перенести немало невзгод.

   Поликарпова еще не было. С нетерпением и надеждой ждали его приезда. Приехал. Все с облегчением вздохнули и... навалились на него с жалобами, просьбами. Николай Николаевич слушал всех внимательно. Ничего не обещал, не отделывался общими фразами, а делал часто и то, что казалось невозможным в заполненном до предела городе. Он всех поднял на ноги. В первую очередь позаботились о детях и женщинах.

   Лидии Филипповне с семьей была отведена комната в доме, где поселили Поликарпова.

   - Только чуточку вздохнули, - вспоминает Лидия

   Филипповна, — вызывает меня Николай Николаевич.

   - Придется вам поехать в Москву, срочная коман дировка.

   - Как же дети?

   - Оставите с няней. Иного выхода нет: решается вопрос, который вы знаете лучше, чем кто-либо другой.

   Из Москвы Лидия Филипповна, терзаясь беспокойством, позвонила в Новосибирск Николаю Николаевичу.

   — Слушаю. Кто говорит? Лидия Филипповна? Как доехали?

   В голосе внимание, теплота.

   - Все в порядке. Приеду, доложу. Попросите, если можно, няню.

   — Минуточку.

   Через некоторое время опять в трубке его голос.

   - Спешу. Не задерживайтесь в Москве. До скорого свидания.

   Не успела Лидия Филипповна сказать в трубку: «До свидания», как услышала голос няни:

   - Уже ускакал Николай Николаевич, дай ему бог здоровья.

   И рассказала она длинно, обстоятельно, как заботлив Николай Николаевич, как внимателен к детям.

   — Какой хороший человек! Побольше бы таких...